Грядет новый мир (СИ)

И это в самом деле было больно. Не смертельно, нет, но он держал меня крепко, прижав запястья к полу своими руками и своим весом. Они ныли от тяжести и недостатка крови. Его поцелуй был слишком резким, слишком глубоким, слишком быстрым. Я даже не успел отвечать. Я подумал о том, что Енох может страдать чем-то вроде биполярного расстройства, сохраняя в себе жестокую и весьма нелюдимую личность с мальчиком, лишенным семьи и любви с самогт детства. Если я хотел быть с ним, я должен был быть готов к тому, что он не всегда являет собой смесь неприятных черт с приятными.

Он может быть кем угодно. И если в тот момент он хотел утерянной в стычке с тварями власти за счет меня, я готов был это дать. Мои губы болели так сильно, как если бы меня укололи в них миллион раз черт знает зачем. На моей шее должен был остаться огромных размеров синяк. И еще парочка на груди. Страдал ли я от этой вспышки собственничества Еноха? Нет. Ведь я странный.

И мне нравилось быть его буфером каждой стрессовой ситуацией, даже если он откусит к чертовтй матери кусок меня, я прощу ему и это, и сигареты, и что угодно.

Лишь бы он не сломался.

========== 8. Наперекор ==========

Утро было блаженным, за исключением, пожалуй, того, что часть моего тела была усыпана интригующими синяками. Они все, как один, болели, но я воспринимал это более ли менее мужественно, учитывая то, что в процессе их появления боль я перестал ощущать. С одной стороны, при свете дня это все выглядело как минимум странно, но с другой – мне нравилось. Черт знает почему, в каждом из нас есть черненькая, подленькая часть, которая получает наслаждение от чего-то совсем не нормального, и так случилось, что эти вспышки Еноха я воспринимаю с неизменным восторгом больной на голову фанатки. В его временном бешенстве я находил что-то чрезвычайно эротичное, особенно если учесть готовность моего тела ко всяким контактам. Ведь в этом его сумасшествии я разглядел очень важную вещь – по каким-то непонятным мне причинам он нуждался во мне так же, как и я в нем, и мысль о том, что я могу потерять его, сводила меня – как выяснилось, и наоборот – с ума. Мы оба, надо признать, повернуты на чувстве собственничества. Самым главным было то, что когда он выдохся, я беспрепятственно забрался на его полку под потолок и самозабвенно целовал его, как только могут люди в новорожденной влюбленности к малознакомому человеку. Он терпел меня,как я терпел боль от него. Он говорил мне, что я напоминаю слюнявого щенка, а я парировал тем, что он всегда хотел собаку в детстве – я поймал это в его сознании еще в прошлый раз. Мы спорили вполголоса до тех пор, пока не разленились говорить. Я чувствовал всем своим существом, полулежа на нем своим безопасным птичьим весом, что при всех своих странностях Енох нормальнее, чем все, кого я знал. Он не умел себе врать. Даже я грешил самовнушением, а он не мог. Ему было стыдно за то, что он сделал со мной, превратив в жертву пыток, а мне было стыдно за то, что только на этом он и остановился, когда я переселился в персональный котел на пару кругов Ада ниже, мечтая продолжить свое унизительное положение. Я намеренно детально описывал ему, с какой радостью я превращаюсь в марионетку, когда он груб и властен со мной. Он назвал меня психом. Думаю, это был комплимент.

Поезд продолжал свой путь, и Хью с Горацием еще дрыхли без задних ног. Сквозь толстое стекло окна сверкали лучи утреннего солнца, и от тепла Еноха рядом со мной, ощущения отдыха и эйфории от того, что через несколько часов мы все же доедем до Лондона, я испытал непомерный восторг и что-то похожее на счастье. Как я мог не чувствовать себя счастливым, если был жив не только я, но и все мои друзья, к счастью, избежавшие серьезных травм? Я должен был просто летать от этого самого счастья. Но летать не хотелось. Хотелось заморозить этот чудесный момент, полный света, тепла и жизни. Я лежал на части подушки, подложив руки под голову, и смотрел на то, как в лучах солнца танцевало множество пылинок. Это был редкий, драгоценный момент спокойствия, который я, конечно, разделил с Енохом. Идущее от него тепло было умеренным, не приводящим меня в неудобство жара, который заставил бы меня отстраниться. Мог ли я представить, что присутствие в одной постели со связанным с тобой человеком может стать таким жизненно необходимым? Я был уверен, что больше не смогу спать без него. Он давал мне ощущение защищенности, как будто я не просто не должен был куда-то бежать, даже шевелиться не обязан был. Я не слышал даже его дыхания, но иногда он шевелил рукой на моем поясе, так что я мог не волноваться, жив ли он. Я хотел развернуться к нему лицом, но решил не будить его. Кто знает, когда мы сможем поспать в следующий раз? Я слегка подался назад. Рука Еноха соскользнула вниз, и во сне он сильно обнял меня, как если бы не хотел, чтобы я уходил.