Грядет новый мир (СИ)

Я наелся от пуза. Это было плохо, ведь никто не знал, ждут ли нас на вокзале твари. Сообщить им о нашем прибытии было некому, это факт, но кто знает, как они общались между собой. А в своем наетом состоянии я не мог пошевелить даже рукой, раскормленный тюлень. Приподнятое настроение демонстрировали все, кроме Еноха. Мы перебрались из вагона-ресторана в купе девочек и болтали о всякой ерунде, как будто мы собирались на экскурсию. Все наперебой рассказывали о Лондоне до тех пор, пока Енох не остановил этот поток сказок и мифов. Он фактически рявкнул на Милларда, сообщив, что во время Великого Смога не было ничего смешного, и половина населения вымерла. Точнее, поправился он, смеяться и радоваться подобным вещам имел право только он, и его замогильный тон привел всех в еще более безмятежное состояние. Гораций поведал нам легенду о лондонских катакомбах, и мне ужасно хотелось спросить, неужели Лондон почти не ассоциируется с чем-то приятным? Кроме Шерлока Холмса, я почему-то не мог вспомнить ничего светлого. Однако наше настроение было настолько хорошим, что даже эти мрачные легенды не принесли нам никакой тревоги. Из вагона мы высыпали со смехом, воплями и громкими разговорами. Эмма попросила меня проверить наличие пустот, и я послушно уставился в густую толпу, пробиваясь сквозь бесконечное количество человеческих тех. Я искал голод, но у меня было ощущение, что дальше пяти метров меня не хватает. Да, я умел больше, чем раньше, но это не делало меня навигатором по пустотам в пределах несколько километров. Кто-то сжал меня за плечо, но сам я в этот момент бродил в темноте второго этажа галереи над поездами. Когда я очнулся, не обнаружив ни единого признака голода пустот, оказалось, что Эмма, Миллард и Гораций пытаются прозванивать имбрин.

- Я никого не обнаружил, - с досадой сообщил я.

- Иначе нас бы уже всех сожрали, - сообщил мне Енох. Я расстроился из-за своей неудачи, но вскоре по его дрогнувшим губам понял, что это была его слабая попытка пошутить. Эмма помогла ему привести в порядок форму, и теперь люди почтительно огибали его, почти не толкаясь.

Куча детишек пришла в движение. Какой-то толстяк буянил, требуя освободить будку. Ситуация накалялась. Бронвин разминала руки. Я остро ощутил предстоящее миниатюрное сражение с человеческой глупостью и приготовился бежать, расталкивая толпу, но Енох поступил проще.

Он направил на толстяка пистолет.

Нет, ну где он их вечно достает? Наверное, у мертвых тварей, но никто из нас ведь даже не подумал о том, что их оружие нам пригодиться.

- Нервные времена, - буркнул толстяк и удалился, оглянувшись на нас пару раз.

- Я бы так им не размахивал, - неуверенно пробормотал я, с подозрением рассматривая толпу вокруг нас. Впрочем, всем было плевать. Толпа пришла в движение, и детей с табличками, занимавших весь перрон, начали грузить в вагоны. Не успел я отойти от этой стычки, как раздался крик Оливии. Жандарм схватил ее и тащил к вагону. Енох выругался, да и я не удержался. Мы бросились отнимать девочку у похитителя.

- Это мои дети, - буквально рявкнул Енох, распространяя вокруг себя ярость, как роутер вай-фай. Я, во всяком случае, ее тут же впитал, как губка.

- Документы где, - так же рявкнул мужчина, не собираясь отпускать Оливию.

- В твоей заднице, - был предельно вежлив Енох. – Ни на одном из моих нет таблички, осел тупорылый, очки надень.

- Ах ты сосунок, - задохнулся возмущением жандарм, багровея, но зато отпуская Оливию. – Да я из тебя все дерьмо вытрясу и обратно засуну!

- Нет, ну почему нельзя решить все мирным разговором? – вздохнул Енох. – У меня приказ стрелять в любого, кто помешает мне доставить этих детей в министерство. Показать? – Мне категорически нравилась его манера так стремительно его доставать. Я был просто поклонником этого сочетания уверенности, опасности и неадекватности, которую Енох демонстрировал своим скучающим видом. Я лично поверил в существование этого приказа, мужчина тоже как-то стих.

- Да ладно, парень, сам видишь, тут жуткий беспредел, трое уже убежали, - вздохнул он, и я посочувствовал ему. Что-то я был подозрительно эмоционально лабилен. Я бросился забирать остальных, оставив Еноха на доверительный разговор с этим стражем порядка. По его лицу невозможно было ничего понять, но я точно знал, что он просто умирает внутри от желания заткнуть мужчину парой пуль. Наконец мы робко позвали его, причем от импровизации Эммы я был в полном восторге. Ей не было равных в очаровании окружающих, и вскоре она успешно увела «сержанта О’Коннора» от приставучего местного полицейского. Я слегка приревновал Еноха к ней, но это было скорее выражение зависти, а не ревности. Мне не было позволено брать его под руку на публике.

- Сержант О’Коннор, - передразнил я Еноха, и он усмехнулся.