Грядет тьма (сборник)

Странно бежать, не чуя земли под ногами. Как будто во сне. Мы пересекли темную улицу, слегка раскачиваясь, потому что бежали не в ногу. Мимо проносились клубы дыма, и, как ни странно, на улице вообще никого не было, кроме нас. И совсем рядом, и вдалеке были слышны выстрелы. Крики и вопли наполняли ночь, но здесь мы бежали в реальности, похожей на сон.

Мы были в шаге от церкви, когда раздался резкий треск за спиной, и я почувствовал, как что-то сильно ужалило меня в ногу. От удара я начал падать. Почувствовал пронизывающий жар, который был очень холодным, или это холод был очень горячим, сверлящим мое бедро. Нога у меня отнялась.

Падая, я увидел перепачканное лицо Кресси, которая обернулась ко мне с ужасом и удивлением. Немного придя в себя, я нащупал под рукой траву. Я лежал на чьей-то темной лужайке буквально через дорогу от церкви.

Я приказал Кресси:

— Давай же, вперед!

Она ухватилась за вторую ручку, подняла ящик двумя руками перед собой и побежала, не проронив больше ни слова. Я сидел обессиленный, смотрел на нее и пытался своей мольбой возвести некую магическую защитную стену вокруг нее и ее бесценного груза. Если она упадет, то разобьет и ящик с предохранителем. Все будущее Соединенных Штатов Америки сосредоточилось в этом футляре. Вся судьба каждого штата и округа, каждого города, фермы или городка, крохотные судьбы людей — все сплелось в этом устройстве. Подумалось, что если бы она встряхнула его, то все бы сейчас почувствовали землетрясение. Даже я. Потому что я был рядом.

Я сидел на клочке темной травы с растоптанным кустом герани. Ночь вокруг меня пропиталась сильным запахом раздавленных листьев. Так пахла кровь, гарь и порох. Я осторожно ощупал ногу, чтобы понять, насколько серьезна рана.

Звук приближающихся ко мне быстрых шагов, которые громко хрустели на битом кирпиче по мостовой, заставили меня поднять голову. Потом я увидел знакомую клетчатую рубашку.

В ноге у меня вдруг запульсировало, как будто рана знала, кому она должна быть благодарна своим появлением. Я был совершенно уверен, что не в ноге дело. Гатри меня не видел. Он даже не догадывался, что я здесь. Его взгляд неотрывно следил за Кресси, которая бежала к храму в пыльной розовой юбке сквозь клубы дыма с судьбоносным футляром.

Не издав ни звука, я сунул руку в карман и достал пистолет. Потом оперся на согнутое здоровое колено для более точного прицеливания своей левой неповрежденной рукой. Кровь уже стекала по ноге, и в голове появился неестественный высокий, нарастающий гул, который отдавался в ушах странно и по-новому. Я подумал, что через миг потеряю сознание. Но у меня было дело, которое я должен был завершить. Дело, которое я должен был завершить еще там, на площади, когда он предложил мне сдаться. Я должен был убить его еще тогда.

Он был близко — перебегал в мою сторону через улицу. Даже стреляя левой рукой, я должен был попасть в него, если только удача не отвернется от меня. Но, держа палец на спусковом крючке, я вдруг перестал целиться, наблюдая за Гатри.

Он остановился в замешательстве. Стоял с опущенными руками, потерявший сам себя из-за какого-то своего внутреннего бунта.

Этим бунтом была Кресси, которую он должен был застрелить.

Я видел, как его рука с пистолетом поднялась. Но оружие само не подчинилось ему, вернее, его рука вышла из-под контроля. Ствол медленно опустился. Он молча стоял, глядя, как она убегает и как ее волосы развеваются на ночном ветру. В полумраке я не мог разглядеть его лица, но в каждой черточке читалась мука нерешительности и отчаяния.

Я вспомнил ту темную ночь на стоянке дальнобойщиков, когда мы отбивались от мародеров. Я вспомнил, как Гатри, глядя в свой стакан, проникновенно и мягко говорил о Кресси, о своей жене и прошлом, о том, на что он надеялся, и чего у него никогда не было.

Я подумал, что он не сможет этого сделать. Я наблюдал за ним с каким-то зачарованным вниманием. Я знал, что он обязан выстрелить. Но не мог ему этого позволить. У меня появилось смутное чувство, что Гатри оказался на своем собственном «Перекрестке», в центе своей собственной жизни, и должен сам принять решение — на чьей стороне он находится. Он имел право выбирать сам, без чьего-либо вмешательства. Важно было, чтобы он сделал свой выбор без посторонней помощи.

Он глубоко вздохнул и снова поднял пистолет, пытаясь прицелиться. Затем опустил руку, как будто из нее ушла вся сила. Я подумал, что его беспокоит не только Кресси, но и я. Но дело было не только в этом. Может быть, он тоже понимал, что вся судьба Соединенных Штатов сосредоточилась в ящике, который она пыталась сберечь. Если он выстрелит и Кресси разобьет при падении футляр, то нацию ждет катастрофа.

Гатри поднял руку в третий раз. И снова не смог. Я слышал, как тяжело он дышит. Затем я увидел, как он поднял левую руку, чтобы обхватить безвольное запястье правой. Я видел, как он широко расставил ноги, принимая более устойчивое положение.