Внутри все напоминало улей. У меня было время на один быстрый взгляд, слишком поверхностный, чтобы что-то отложилось в памяти. Я помогал Клиффу поддерживать вертикальное положение, пока на нас никто не обращал внимания. Это было больше похоже на фабрику, чем на большой дом, скрытый в глубине горного луга. Как все эти люди добрались сюда, не оставив следов, у меня не было времени разбираться. Комус, должно быть, усиленно охотился за такими местами. По центру помещения расположились длинные столы — сборочные линии, а стоящие по бокам работники упаковывали ящики с боеприпасами и продовольствием. Вдоль стен шли бесконечные полки и стеллажи с одеждой, ботинками, одеялами. Там же были складированы штабеля сухих пайков и аптечек первой помощи.
А в углу за ширмой кто-то управлял машиной, которая время от времени издавала длинные приглушенные звякающие звуки металла о металл. Из-за ширмы доносился запах йода, и несколько человек, казалось, двигались вокруг стола, на котором было собрано что-то захватывающе интересное. С того места, где я стоял, мне были видны две или три склоненные головы, и одна из них принадлежала женщине с темной, заплетенной в косу, короной волос, которую я, кажется, помнил.
В этот момент кто-то у двери поднял голову и увидел нас. Сразу же возле нас образовалась небольшая группа, и все хотели немедленно узнать, что случилось с Клиффом, и стоит ли это расценивать как подготовку к захвату распределительного центра. Несколько голосов одновременно позвали Элейн и доктора Томаса, которые оказались одной и той же женщиной. Толпа расступилась перед ней, а она, хладнокровная и деловитая, была одета сегодня в голубую рубашку и брюки, которые шли ей гораздо больше, чем белый халат, который я видел на ней при последней встрече. Черные глаза внезапно настороженно округлились, когда она узнала меня.
Седовласый мужчина со шрамом на щеке, казалось, был здесь главным. Элейн Томас достала аптечку и принялась обрабатывать рану Клиффа, пока я рассказывал им свою простую историю. Возможно, мне повезло, что Элейн присутствовала на заседании, когда меня проверяли на полиграфе в Сан-Андреасе.
— Я сама испытывала его, — сообщила она, мельком взглянув на седовласого типчика, который засыпал ее вопросами. — Если только с тех пор он не изменился кардинально, он все еще на нашей стороне. — Она бросила на меня быстрый взгляд снизу вверх.
— Или это не так? — спросила она.
— Я на своей собственной стороне. Я говорил вам это с самого начала.
Я ответил ей тем же взглядом. Черные глаза умудрились передать, что она все еще думает, что между нами может возникнуть что-то личное и волнующее, если мы когда-нибудь встретимся в подходящей обстановке. И как ни в чем не бывало она продолжала перевязывать рану со спокойной деловитостью.
Седовласого очень интересовал предполагаемый налет двух человек на угнанный автомобиль там, на окраине Сан-Андреаса. Мне было нетрудно сохранить правдоподобие истории. Я говорил быстро, включив все свое актерское мастерство, убедительно и красноречиво, со всеми деталями. Все что мне нужно было сделать, это затянуть разговор на несколько минут, потому что Комус уже был в пути и быстро приближался. Я рассказал ему об автомобиле, оставленном под деревом. Я описал двух парней, которые якобы напали на меня. И все это время я отчаянно пытался найти самую важную вещь в этом шумном улье, которая помогла бы мне вытянуть деньги из Ная. Мне нужны были козыри. Теперь я не мог вернуться без ценной информации, которая могла бы подсластить ожидающий меня прием.
Думаю, именно тогда я услышал нарастающий гул вертолетов. Я услышал его, потому что прислушивался. Что касается остальных, то никто не обратил на него внимания. Элейн закончила перевязку и выпрямилась, держа окровавленные руки подальше от себя ладонями вверх и посмотрела на меня со слабой улыбкой.
— Ну и что нам теперь с тобой делать, Рохан? Это место знают немногие. Непосвященным, вроде тебя, сюда вход воспрещен. Ты поставил нас, и себя в первую очередь, в неловкое положение.
— Ты можешь просто пристрелить меня, — предложил я и улыбнулся.
Черные глаза, серьезные и задумчивые, смотрели на меня с тайной заинтересованностью, что может произойти между нами, окажись мы наедине. Как сильно мы могли бы наслаждаться друг другом и как мало шансов, что это время когда-нибудь наступит. Но в этом взгляде была уверенность, какая-то настороженная доверчивость, и я подумал, что уже давно никто так на меня не смотрел.
Это заставило меня вспомнить о Миранде. Женщина с теплотой и красотой, женщина, искушенная в своей профессии, смотрела на меня с ожиданием. Миранда смотрела на меня так всегда. Миранда думала, что это ожидание основано на чем-то реальном. Искала во мне что-то, чем я могу поделиться с ней. Я не знаю, чего именно она ожидала. Но явно не фанатичное, а порой и яростное чувство преданности своей профессии. Чувство фанатизма, с которым я всегда отдавался работе, да еще с моим диким характером и под жестким контролем. Но для Миранды там вообще ничего не было.