Грядущий Аттила

Миротворец-планировщик, из своего абстрактного высока, не в силах разглядеть невыполнимость предлагаемых им преобразований. Он не понимает, что речь здесь идёт не о переучивании и перемене профессии, а о сломе всей привычной жизни человека. Считая крестьян в своей стране невежественными, он забывает о той "академии сельскохозяйственных наук", в которой каждый из них обучался первые пятнадцать лет своей жизни — у отца, у деда, у соседей. Конечно, и среди визиготов могли найтись единицы, которые осознали бы уже преимущества оседлого существования, проявили бы талант и склонность к земледелию и за приемлемо короткий срок овладели бы тайнами выращивания зерна. Но в глазах остального племени они не были бы смелыми первопроходцами, которым следует подражать. Нет, они выглядели бы предателями, изменившими традициям предков и священным обычаям своего народа. А коренное население смотрело бы на них как на чужаков, отнимающих у местных кусок хлеба. Невозможно представить себе, чтобы такие отдельные смельчаки, отвергнутые соплеменниками, ненавидимые соседями, смогли сделаться самостоятельными фермерами, способными конкурировать с крупными латифундиями и поместьями римских землевладельцев. Реальная альтернатива для них была бы одна: сменить статус гордого воина на статус подневольного — в лучшем случае — батрака, в худшем — раба.

Эта альтернатива должна была предстать перед переселенцами, переправившимися через Дунай в 376 году, во всей своей безжалостной ясности и простоте. Они должны были отчётливо увидеть, что христианский Рим — точно так же, как раньше — Рим языческий, — почитал — ценил — уважал только три вещи: власть, богатство и силу. Было только одно занятие — одно умение — одно искусство, в котором визигот мог сравняться с римлянином: искусство войны. И знаменитое сражение под Адрианополем, 9 августа 378 года, показало, что к этому моменту речь шла уже не о равенстве, а о превосходстве.

Когда вчитываешься в отчёты об этой битве, создаётся впечатление, что обе стороны до последней возможности хотели избежать её. С утра между ставкой императора Валента и вождя готов Фритигерна сновали послы, привозившие всё новые и новые условия возможного примирения. Неужели единоверцы-ариане не смогут мирно выяснить взаимные претензии и договориться друг с другом? Тем временем римская армия должна была в полном вооружении, по жаре, покрыть расстояние в одиннадцать миль — от городских стен до укреплённого лагеря визиготов.

Переговоры ещё продолжались, когда две римские когорты "вступили в бой без приказа, и битва началась… На помощь визиготам вскоре подоспела кавалерия гретунгов и аланов, которые с ходу ударили в правый фланг римлян… Фритигерн вывел свою пехоту из кольца фургонов и атаковал римские легионы в лоб. В это же время его кавалерия обошла противника с тыла. Легионеры не сумели сохранить боевой порядок, всё смешалось, и началась резня. Окружённая со всех сторон римская армия была почти полностью уничтожена. Погиб император и весь высший командный состав. Спаслась едва треть войска, в основном — конница, и то лишь потому, что ночь успела опуститься на поле поздно начавшейся битвы".³⁵

После Адрианопольской битвы начинается сорокалетие скитаний визиготов по территории Римской империи. Пришедший скоро к власти император Феодосий Первый (379–395 гг.) умел ценить воинскую доблесть визиготов. Он возобновил мирный договор с ними, но, в отличие от своего предшественника, соблюдал его честно, исправно платил воинам, снабжал продовольствием, не покушался на внутреннее самоуправление. И визиготы сражались под его началом яростно и самоотверженно. В решительной битве с узурпатором Евгением при речке Фригидус (394 год) визиготы были в авангарде и потеряли почти половину своего корпуса.

Но после смерти Феодосия империя окончательно распалась на две половины — Западную и Восточную. На обоих престолах оказались дети — сыновья Феодосия, Аркадий и Гонорий, однако реальная власть перешла в руки их опекунов — военачальников и прелатов церкви. Капризные, непоследовательные, легко впадающие в панику правители постоянно призывали визиготов для участия в различных военных операциях или для охраны тех или иных провинций, но потом либо "забывали" платить, либо тайком предлагали своим наёмникам самим получить плату с охраняемых городов. Немудрено, что часто визиготы выглядели в глазах местного населения этакими "рэкитирами в государственном масштабе". Варварские племена не смели вторгаться в области, охраняемые визиготами, население пользовалось благами мирной жизни, не видело убийств, пожаров, грабежей и склонно было вообразить, что никакая охрана ему не нужна.