И тамильской девушкой, взрывающей себя вместе с премьер-министром Индии.
И арабом, входящим в самолёт, пружиня на подошвах, заполненных взрывчаткой.
И студентом-марроканцем, направившим арендованный автомобиль на толпу гуляющих в Северной Каролине.6
И теми индонезийцами, которые подложили мину в отель с австралийскими туристами.
И уж, конечно, теми девятнадцатью джихадистами, которые даже не удостоили мир объяснением: ради чего они направили захваченные боинги на Мировой торговый центр и Пентагон. Да и нуждалось ли их деяние в объяснениях и расшифровке? "Наша цель — уничтожить вас. Ради этого мы отдадим свою жизнь — не дрогнув. А средства для уничтожения вы предоставите нам сами" — вот простой смысл сентябрьской атаки самоубийц.
Если бы важность и справедливость добытого нами вывода была осознана альфидами-машиностроителями, они перестали бы требовать от своих политических лидеров немедленного — при жизни одного поколения осуществлённого — умиротворения бетинцев. Как и переход от кочевого состояния к земледельческому, процесс перехода в индустриальную стадию не может осуществиться ни в пять, ни в десять, ни в двадцать лет. На него должны уйти века — и всё это время ненависть будет полыхать в сердцах земледельцев-бетинцев и прорываться отдельными извержениями, обжигать нас взрывами и стрельбой. Политик, играющий на страхах избирателей, обещающий им — в традициях Чемберлена — "прочный и справедливый мир со всеми народами", всегда окажется демагогом, чьи лозунги обернутся лишь новой кровью, новыми насилиями, новыми жертвами.
Вся цель предыдущих рассуждений и сравнительных исторических исследований приводит нас к двум вопросам:
Первый:
И второй:
Попыткам ответить на эти вопросы и будет посвящена вторая часть книги.
Часть вторая
ЗЕМЛЕДЕЛЬЦЫ ПРОТИВ МАШИНОСТРОИТЕЛЕЙ
Глава II-1. АЗАРТ ВОЙНЫ, СЛАДОСТРАСТИЕ УБИЙСТВА
Есть упоение в бою
И бездны мрачной на краю…
Всё, всё, что гибелью грозит,
Для сердца смертного таит
Неизъяснимы наслажденья…
Он кроме хлеба ничего
Не ел, не пил вина.
Одна отрада у него
Была — война, война!
Последние тридцать лет своей жизни Лев Толстой искренне и упоённо проповедывал непротивление злу насилием. Его статьи и письма этого периода переполнены проклятьями генералам, королям, императорам, полководцам, которые якобы и гонят на войну простого человека — по природе своей доброго и незлобивого. Но это он же оставил нам такие яркие описания того, что происходит в душе воина накануне и во время битвы. Вспомним, например, Николая Ростова в Шенграбенском бою:
""Поскорее, поскорее бы", — думал Ростов, чувствуя, что наконец-то наступило время изведать наслаждение атаки, про которое он так много слышал от товарищей-гусаров… Ему становилось всё веселее и веселее. Он заметил одинокое дерево впереди. Это дерево было сначала впереди, на середине той черты, которая казалась столь страшною. А вот и перешли эту черту, и не только ничего страшного не было, но всё веселее и оживлённее становилось. "Ох, как я рубану его", — думал Ростов, сжимая в руке эфес сабли.
Ур-р-а-а-а!! — загудели голоса."1
А вот про капитана Тушина:
"Тушин не испытывал ни малейшего неприятного чувства страха, и мысль, что его могут убить или больно ранить, не приходила ему в голову. Напротив, ему становилось всё веселее и веселее… Из-за оглушающих со всех сторон звуков своих орудий, из-за свиста и ударов снарядов неприятеля, из-за вида крови людей и лошадей, из-за вида дымков неприятеля на той стороне… у него в голове установился свой фантастический мир, который составлял его наслаждение в эту минуту".2
Накануне сражения под Аустерлицем князь Андрей сознаётся сам себе в жажде славы: