Грязь

К радости и гордости Фрэнка Кайра блестяще училась в колледже и, ещё будучи студенткой, получила предложение о работе в одной известной компании, и была несказанно счастлива, и, разумеется, сам Фрэнк тоже был счастлив.

Его дочь, его надежда.

Его гордость.

Кайра была способной (Фрэнку она казалась гораздо способнее его самого), но самым главным было даже не это, а то, что она отличалась поразительным упорством и трудолюбием. Будучи человеком старой закалки, убеждённым, что не стоит слишком перехваливать собственных детей, Фрэнк хоть и скупился зачастую на похвалы, всё же понимал очень хорошо: ему и впрямь есть чем гордиться. Кайра закончила колледж, будучи одной из лучших на курсе, и получила ту самую, довольно-таки престижную для вчерашней выпускницы колледжа, работу. Молодого человека у неё не было, да она и вообще не шибко увлекалась парнями; временами Фрэнк думал, не нравятся ли его дочери девушки, но, так или иначе, такой расклад не расстроил бы его слишком сильно – всё ж лучше, чем отдать дочь какому-то мужлану на растерзание (а в том, что подавляющее большинство мужчин – грубые мужланы, Фрэнк не сомневался), но в глубине души ему казалось, что дело всё-таки не в этом.

Кайра просто была слишком увлечена своим делом.

И этим так походила на него, на Фрэнка.

И это заставляло Фрэнка гордиться ею ещё сильнее.

И он гордился.

***

Что заставило в тот роковой день совершенно непьющую Кайру сесть нетрезвой за руль и направить машину в кювет, Фрэнк не знал.

Кайра умерла не сразу; в тяжёлом состоянии её доставили в реанимационное отделение. Врачи боролись за её жизнь, но безуспешно.

«Мы могли бы спасти её, сэр, но, увы, не выдержало сердце». Так сказал Фрэнку врач из отделения реанимации ровно через полчаса после того, как он приехал туда.

Сказать, что это убило его – это было равносильно тому, чтобы не сказать ничего.

Это вывернуло Фрэнка наизнанку.

Как мог он, практикующий психиатр, автор множества научных статей, трактатов и монографий, не заметить странностей в поведении дочери, как мог где-то не заметить, где-то не заострить внимания, а где-то – убедить себя, что ему померещилось… Этого Фрэнк тоже не знал, но от осознания всего этого кошмара хотелось не просто рвать на себе волосы – нет, это было гораздо хуже. Фрэнку хотелось выйти на улицу и кричать. Хотелось облить себя бензином и поджечь. Хотелось выдавить себе глаза – те самые, что были так слепы, что не увидели, не узрели очевидного…

Верный Тимми пережил хозяйку ровно на неделю, внезапно скончавшись от острой сердечной недостаточности.

У пса тоже «увы, не выдержало сердце».

Фрэнк закопал его в саду.

Бросая первую горсть земли на труп пса, Фрэнк поклялся самому себе, что непременно выяснит, что произошло с Кайрой.

Что заставило её убить себя.

Он выяснит, он непременно выяснит.

Выяснит – и накажет виновных.

Что бы ни случилось, что бы ни произошло – всегда виноват человек.

Это Фрэнк как психиатр отлично знал.

Потеряв один смысл, Фрэнк обрёл другой.

Теперь смыслом его жизни стала месть.

И в тот самый момент, когда желание отмщения, желание причинить страдания тем, кто, возможно, повинен, вошло в его сердце, Фрэнк сам ещё не знал, насколько оно разрастётся.

Практикующие психиатры, увы, не застрахованы от того, чтобы стать пациентами своих собственных коллег.

Этого Фрэнк тогда тоже не знал.

Хотя положа руку на сердце, он знал.

6

– Нам… нам даже нечем прикрыть её, – Эль всхлипнула. Она уже перестала плакать, но руки её всё ещё дрожали. – Я… я не хотела. Я просто хотела, чтобы она заткнулась… она постоянно ныла. Всё ныла и ныла…

Родриго хмыкнул:

– Неправда, ты хотела. Ты сказала ей «сдохни, тварь». Бессердечная мерзкая сука. А она не ныла, а говорила правду. Мы правда сдохнем здесь. Скоро нам захочется жрать, и мы начнём жрать друг друга, как какие-нибудь чудом выжившие ублюдки на сраном необитаемом острове. Кстати, если что – можно будет съесть её, – он кивнул головой в сторону лежащего у стены тела Джейд.

– Когда ты же наконец заткнёшься, – покачал головой Самир.

– Хочешь заткнуть меня точно так же, как рыжая сука заткнула Джейд? – Родриго не переставал ухмыляться. – Грёбаная турецкая свинья. Кстати, а скажи, ты тоже проститутка? Или ты тот самый таинственный убийца? – он сделал страшные глаза.

– Прекрати истерить и оскорблять всех, Родриго, – перебил его Мэтт. – Если уж тебе так интересно, полагаю, под убийцей наш похититель подразумевает меня.

– Что? – Эль, руки которой всё ещё дрожали, уставилась на него непонимающим взглядом. – Ты? Надо же. Я признаться, думала на Самира. Подозревала, что он какой-то террорист, – она горько усмехнулась.

– Я турок, а не араб, – тихо произнёс Самир и покачал головой.

– Прости, сладкий, не хотела обидеть, – Эль пожала плечами, а затем повернулась к Мэтту. – И чего же ты натворил? Полагаю, ты хочешь рассказать об этом, раз уж начал. Хотя бы узнаю перед смертью, как можно убить и избежать тюряги.