Грязь (СИ)

На улице яркое солнце радовало своим теплом, а в спальне, где скрылись любовники, царила темнота. Джеджун лежал обнаженный на постели, раскинув руки. Юнхо предложил обездвижить его ремнями, почти как в больнице, но Дже отказался. Гангстер облизывал его живот, медленно опускаясь все ниже. Его чувственные губы и горячий язык волновали и путали мысли, что сейчас и требовалось Джеджуну. Хотелось отречься от злости и боли, хотя бы на некоторое время почувствовать себя счастливым. Юнхо с удовльствием взялся помочь ему в этом. Поглаживая напряженный член любимого, бандит потерся щекой о его бедро, потом водрузил правую ногу себе на плечо и пощекотал дыханием. Джеджун улыбнулся, невольно потянулся к своим чреслам. Понял тщетность попыток приласкать собственную плоть, с разочарованным стоном прикрыл глаза.

— Не терпится разрядиться? — пожурил его Юнхо, вновь опускаясь вниз.

— Я месяц дрочить не могу… ох, не так резко!

Мужчина ввел в него влажный от слюны палец на всю длину, приник к члену и втянул в рот. Дже поджал ноги, ощущая себя нетерпеливым подростком, готовым кончить даже от такого минимума.

— Ах… Не надо так сильно! Юнхо! Подож…

Они так давно не занимались сексом, что Джеджун кончил, едва нырнул во влажную глубину. Юнхо сглотнул, отстранился и вытер губы внешней стороны ладони. На его лице читалось дикое возбуждение, ресницы мелко подрагивали, ноздри трепетали, так яростно он втягивал воздух и запах любимого тела.

— Не смущайся. Мне нравится твоя несдержанность.

Щеки Дже горели от стыда, но всего лишь несколько секунд, ибо мужчина тоже не мог долго бороться со своим возбуждением. Уткнувшись в промежность Джеджуна, он потерся о него горячим, твердым членом. Оба томно застонали, заводясь еще сильнее. Потратив минуту на то, чтобы надеть презерватив и увлажнить истомившуюся ожиданием узкую дырочку, Юнхо пошел напролом. Дже зажмурился и застонал, выгнулся. Почувствовав, что мужчина медлит, отчаянно зашептал, чтобы не останавливался. И повторял, как заведенный, пока не оказался полностью заполнен. Юнхо сгреб его тело в охапку, уткнулся лицом в шею. Удерживая упругие ягодицы любимого пальцами, он двинулся назад, рывком вернулся. Под ним всхлипнули. По спине хлопнул гипс, когда Джеджун обнял в ответ. Бандит вновь совершил подобный маневр, на этот раз плавнее и медленее, одновременно толкаясь и в губы Дже. Тот с жадностью втянул его язык в рот, потерся своим. Юнхо нравилось ощущать, как его рывки отдаются в теле любимого, выталкивая из легких воздух, а из горла стоны. Они вдоволь нацеловались, разминаясь перед главным действом. Потом Юнхо приподнялся, выпрямил руки и задвигал тазом, мощно и быстро. Смазка чавкала, когда врывался внутрь, сочно шлепались друг о друга тела. Этим звукам вторили стоны.

Джеджун вцепился зубами в гипс, выругался, ударившись. Кончил во второй раз. Юнхо оскалил зубы, встречая собственный оргазм. Его на миг оглушило. Словно одурманенный, он опустился на Дже, обмяк. Сердце гулко колотилось в груди.

— Зубы на месте? — осведомился он, едва дыхание выровнялось.

— Да.

Юнхо опустил руку и вытащил член, придерживая соскальзывающий презерватив. Не глядя швырнул на пол, вновь распластался на Джеджуне, ощущая животом остывающую сперму Дже. Ким поднял ноги и зажал бедра мужчины, снова обнял, невольно заехав ему по затылку.

— Как ты там пел? — пробормотал Юнхо, стоило им отсмеяться. — «Ты моя религия, мой космос…»

— «Мой абсолют», — гораздо музыкальнее продолжил Джеджун. Усмехнулся. — Что за дурацкая песня.

— Моя любимая, — Юнхо потерся щекой об упругий холмик соска любимого. И продолжил напевать, нещадно терзая слух Дже. — «Мой ангел, упавший в грязь.»

— О господи, заткнись!