Сердце глухо стукнуло, когда Гарди заметила широкую, вытоптанную полосу, ведущую за левое крыло дома. Там находились виноградники и теплицы. Теплицы с розами, которые она каким-то чудом умудрилась продать Сальвии. Она знала, что увидит, еще задолго до того, как повернула за угол дома. Ведь такую же картину ей однажды пришлось повидать на болотах, за кладбищем. Почему-то она была уверена, что плохое не любит повторений, что беды предпочитают разнообразие, но в ее случае все произошло в точности до малейших деталей. Бандиты не только выбили стекла теплиц, но раскрошили их уже на земле, топча сапогами, будто опасаясь, что Гарди с Киром смогут вставить их обратно. Остов оранжерей был прочнее, чем тот, что Кир соорудил на болотах, и конструкцию не смогли разломать полностью. Однако она все равно уже была никуда не годной — каркас выгнут дугой, поперечные балки сорваны, а деревянные части порублены. От грядок же не осталось и следа, не говоря уже о розах, которые там когда-то росли. Было видно, что именно теплицы являлись основной целью. Земля из грядок разбросана по саду, ящики порублены, бочки с водой опрокинуты и разбиты.
Сами розы исчезли без остатка. Вандализм и разбой плавно перешли в воровство, потому что бандиты не смогли хладнокровно уничтожить тысячу кронов. На земле еще остались следы копыт и телеги, на которых увозили цветы.
Какое-то время Гарди молча глядела на руины сада и развалины теплиц, пытаясь вызвать в душе хоть чуточку эмоций. Странное спокойствие охватило ее с того момента, как она переступила через сорванные ворота. Где-то в глубине души, словно птица в клетке, бился незаданный вопрос, который она никак не могла себе задать.
Оцепенение закончилось в тот момент, когда ее взгляд упал на колодец, с которого сбили декоративную, резную крышу. Кто-то оторвал от ведра цепь, которая безжизненно обвивалась вокруг яблони с отрубленной верхушкой. Именно эта цепь помогла Гарди прийти в себя, выдохнуть воздух, вдохнуть новый и, наконец, спросить себя: где Кир?
Воображение нарисовало тысячи картин, где ведьмин сын лежал с разбитой головой где-нибудь среди разоренных грядок, но Гарди заставила себя действовать последовательно. Забежала в дом, нашла лампу ракушечника, с облегчением отметив, что она рабочая и хорошо светит, тщательно обошла все комнаты, даже заглянула на чердак, но не нашла никого — даже крыс. Усадьба была пуста, не шуршала, не скрипела и вообще не издавала никаких звуков. Она была похожа на больного, который все-таки умер.
Не оказалось Кира и в саду. Гарди чувствовала, что делает что-то не так, пока снова не увидела цепь, тускло мерцающую в свете луны. А потом до нее донеслись голоса селян, и звучали они злобно и кровожадно.
Я хотела перемен, но не таких быстрых и не столь кардинальных, думала Гарди, направляясь трусцой к людям. Она сошла с дороги и держалась заросших высоких травой обочин интуитивно, на всякий случай. В другое время в голову бы постоянно лезли мысли о змеях и гадах, населявших поля и луговины, но сейчас ее занимало одно — нужно успеть. Совсем недавно она не знала, что делать с кучей денег, внезапно свалившегося на нее наследства, потом долго думала, что именно нужно поменять в жизни, а когда поняла, время обернулась вспять, Новая Гарди скукожилась и готова была исчезнуть, потому что Грязная Гарди торжествовала и собиралась растоптать любые ростки «хорошей девочки» без следа и права на возрождение. Ее душа жаждала кровавой дани, которую заплатят все — и те, кто скалился ей в спину, и те, кто ненавидели открыто. Нужно было сделать это давно, с той самой минуты, когда Гойдон заявил о своем желании купить ее дом. Промедление стоило времени, а оно было бесценно.
Глава 17. Свои и чужие
Гарди и не представляла, что в Голубом Ключе жило столько людей. Ни на праздник лета, ни на дне рождении Моны их столько не собиралось. Она уткнулась в спины, еще у подножья холма, люди, женщины и мужчины, стояли то сбившись в кучи, то плотной стеной, воткнув перед собой факелы. Каждый держал в руке что-то, пригодное для насилия и разрушения. Косы, лопаты, вилы, чугунные сковороды, ручные серпы, метла и даже плетки. Гарди поняла, что сильно от толпы отличаться не будет и, перемотав цепь от колодезного ведра на другую руку, принялась уверенно проталкиваться сквозь людскую массу. Она знала, куда шла — на вершине холма отчетливо слышался голос Аса Гойдона, вещавший какую-то чушь о сплочении и единстве.
Несмотря на свет факелов, Гарди не сразу приметила Хризеллу в женщине, которую толкнула, прокладывая себе путь наверх. Та узнала ее первой, но в глазах селянки не было радости встречи.
— Его ведьма тоже здесь! — внезапно закричала Хризелла, отбегая от Гарди и тыча в нее увесистым половником. — И с ней надо разобраться!