Грязная жизнь (ЛП)

Когда я отстраняюсь, чтобы посмотреть ей в глаза, она признаётся:

— Я не хочу умирать. Не так, как это сделает Джио. Он не будет торопиться. Будет делать это медленно.

— Ты сказала, что Вито захочет справедливости для своего сына. Как насчёт отцовской справедливости для тебя? Я думаю, твой отец не будет слишком любезен, узнав то, что сынок Вито делал с его девочкой.

Но она уже качает головой.

— Нет. Даже если бы у меня были доказательства того, что происходило, мой отец всегда учил меня, что мы должны приносить жертвы ради общего блага. Если бы он знал, то просто бы сказал, что это замужество стало жертвой моей жизни. Кроме того, у меня нет никаких доказательств, которые бы подтвердили мои обвинения.

Мой гнев нарастает из-за её холодной отстранённости.

— Всё твоё грёбаное тело — доказательство, Ана.

Её выражение лица не изменилось.

— Ты не знаешь моего отца. Ему не всё равно, но он бизнесмен. Его не будет это волновать в достаточной мере.

Описание моего свёкра звучит так, будто он крепкий орешек. Если кто-то осмелится поднять руку на моего ребёнка, да поможет им Бог. Когда я закончу с ними, они будут умолять о смерти, и, поскольку я милосерден, я дам им то, чего они хотят.

— К чёрту твоего отца. Мы что-нибудь придумаем.

Я обнимаю её крепче, прижимаясь щекой к её груди, глаза закрыты от удовольствия. Алехандра проводит пальцами по волосам на затылке, прижимаясь щекой к моей голове, и, охваченный сонным блаженством, я почти не слышу её, когда она начинает говорить:

— Итак, муж мой, — я отстраняюсь и ловлю ее неловкое выражение лица с широкими глазами, — сколько тебе лет?

Я моргаю, прежде чем откинуть голову назад и издать рокочущий смех. Когда она наклоняется, чтобы поцеловать мои губы, я хихикаю в её улыбающийся рот.

Неожиданно брак кажется не таким уж плохим.

Не тогда, когда дело касается этого симпатичного воробушка.

***

Моя сестра открывает дверь, и когда она замечает, что моя рука сжимает крохотную руку Алехандры, ее рот приоткрывается, а в глазах появляется подозрение.

— Ух, — начинает Тоня, опершись бедром о деревянный дверной косяк и признаваясь, наклонив голову, — я этого не предвидела.

Я усмехаюсь.

— Ты впустишь нас или как?

Она резко выпрямляется.

— Да, конечно.

Улыбаясь Алехандре, она отходит в сторону, махая нам. Когда Тоня идёт по коридору, она подбирает обувь, школьную сумку и случайные предметы, прежде чем сказать:

— Простите, вещи моей дочери. Девочки-подростки грязну́ли, но они не хотят этого.

Её нос сморщивается от искренней любви.

— Они просто слишком заняты, чтобы вспомнить, где вещи должны быть. Клянусь, если бы голова этой девушки не была бы прикручена… — она усмехается про себя, — ну, вы понимаете, о чём я.

Алехандра улыбается моей сестре и признаётся:

— Да. Когда я жила дома, все мои сестры: Вероника, Кармен и Патрисия были подростками, и я постоянно следила за ними. Моей младшей сестре, Розе, уже тринадцать, — её глаза комично расширяются, — и с её мнением стоит считаться.

Тоня негромко смеётся.

— О боже, да. Тринадцать — ужасный возраст. Играют все эти гормоны. В одну секунду они кричат, в следующую — плачут. Признаются они в этом или нет, иногда их просто нужно обнять, иногда нужно, чтобы им сказали, что все будет в порядке.

Чистое восхищение в глазах Алехандры мне известно. Я чувствую это каждый раз, когда вижу, как моя сестра становится матерью своей дочери.

— Говоря о подростках, — начинаю я, — где моя девочка?

Тоня закатывает глаза:

— В своей пещере, которую она называет комнатой. Я схожу за ней. Она будет так счастлива увидеть своего дядю Джея и его… — Не зная, как ее назвать, она смотрит на Алехандру и слегка краснеет. — Я просто пойду за Кирой.

Мы садимся за обеденный стол на кухне, и я смотрю на жену.

— Ты в порядке?

Я не готов к её ответу. Она кладёт свою маленькую руку мне на колено и сжимает.

— Я с тобой, не так ли?

Бл*дь.

Почему высокое обо мне мнение этой маленькой женщины заставляет меня чувствовать себя лучше? И кто этот идиот, который дал ей эту власть?

Не моргая, я грубо бормочу:

— Ага, малышка.

С таким же успехом я мог только что сказать ей, что я её.

Её улыбка становится больше, её полные губы счастливо растягиваются.

— Тогда да, я в порядке.

Чёрт побери.

К чёрту это.

Я её. Она только что сделала это.

Когда слышу бегущие шаги, спускающиеся по коридору, я встаю и успокаивающе кладу руку Алехандре на плечо. Из открытой двери появляется сияющее лицо молодой девушки, и она слышит легкий крик. Кира прыгает в мои руки быстрее летящей пули, и я держу её так же крепко, как она сжимает меня, раскачивая из стороны в сторону.

Она хватает меня за рубашку и встряхивает с наигранным гневом на лице.

— Ты больше не приходишь.

— Работа, девочка, — объясняю я.

Она трясет меня еще раз, её большие карие глаза широко раскрываются, а длинные волнистые волосы колышутся вместе с ней.

— Ты больше заботишься о работе, чем о семье, дядя Джей?

Тоня издает гортанный смешок позади нас и выглядывает из-за плеча Киры, смотря на Алехандру.

— Никогда не стоит недооценивать силу вины, которую шестнадцатилетняя девочка может повесить на своего дядю.