Грязная жизнь

Мое облегчение ощутимо, я принимаюсь за работу. У меня нет времени, чтобы его тратить. Я так близок к тому, чтобы вернуть свою семью, и ничто не встанет на моем чертовом пути.

— Мне нужна карта.

Брови шефа сдвигаются.

— Карта? Зачем?

— Вам необходимо знать, где живут эти люди.

Итан легко смеется, как будто я сказал ему что-то забавное.

— Мы уже знаем эту информацию, Мистер Фалько.

— Нет, не знаете, — я говорю это с такой уверенностью, что оба мужчины украдкой переглядываются. Я поднимаю руку и щелкаю пальцами. — Ну же, карта. Мне нужна карта.

Шеф зовет детектива Ренли, и через несколько минут я передаю ему секретные данные о местонахождении пяти самых жестоких и опасных преступников, которых когда-либо видела планета. Когда-то мои друзья, теперь мои враги. Это позор, но для меня, чтобы снова появиться в мире, они должны выйти из игры. Так что пошли они на хрен.

Я чувствую себя чертовым стукачом. Но я почти ощущаю вкус свободы, и что-то подсказывает мне, что в мире нет более сладкого вкуса.

О, погодите. Конечно же, есть…

Лекси.

Глава 22

АЛЕХАНДРА

Теплый коричневый тон дивана честерфилд исключительно обманчив. В тот момент, когда вы сидите на привлекательном диване, ощущение твердой холодной кожи заставляет вас понять, что этот дорогой предмет мебели здесь для запугивания, а не для комфорта. И прямо сейчас он делает чертовски хорошую работу по выполнению своей цели.

Сегодня утром, проснувшись во второй раз, я почти не удивилась, обнаружив, что на мне снова наручники. Удивительно было то, к кому я была прикована наручниками.

Похоже, после моего эмоционального взрыва посреди ночи Юлий решил, что приковать меня к кровати — не самая умная идея. Я вернулась из ванной, подошла к краю кровати, к тому месту, где сидел Юлий, прислонившись спиной к изголовью, и протянула руки, чтобы снова занять положение пленника. Я хотела показать ему, что мне можно доверять, потому что завоевать доверие твоего похитителя казалось разумным шагом.

Мои глаза отчаянно искали разрешения взглянуть на Юлия, беззастенчиво исследовать его, но я не позволила. Это не означало, что они повиновались. Периферийное зрение — прекрасная вещь.

Как мог человек, выглядевший таким угрюмым, таким злым, казаться таким нежным и бесчувственным? Я не была уверена, как пережить этот вечер, особенно тот момент, когда он обнял меня и прижал к себе, лаская боль, которой он был причиной. Мой разум говорил мне быть осторожной, что с Дино все начиналось точно так же. И все же мое сердце отчаянно цеплялось за лучик надежды, пришедший с этим сочувствующим жестом.

Вместо того чтобы снова меня обезопасить, Юлий отодвинулся на свою сторону кровати и терпеливо ждал, пока мое ошеломление пройдет. Я двигалась медленно и тихо, ложась на противоположной стороне кровати, в то время как Юлий сидел и ждал, после чего накрыл одеялом всё мое маленькое тело, вплоть до моей шеи, убедившись, что мне будет тепло. После всего, что произошло за последние несколько дней, я была уверена, что никогда не усну.

Но потом я проснулась, ошеломленная и растерянная.

Не знаю, в какое время мои глаза открылись, но длинные теплые пальцы касаются моих, и меня охватывает беспокойство. Я широко раскрываю глаза, и когда пытаюсь вырваться, пальцы следуют за мной. Резко поднимаю руку, но сталкиваюсь с некоторыми трудностями, вероятно, потому, что на меня снова надели наручники, а другой наручник прикреплен к толстому запястью. Запястье принадлежит сильной мускулистой руке кофейного цвета. Когда я понимаю, что болтаю рукой Юлия в воздухе, роняю свою руку, позволив обеим нашим конечносиям упасть на кровать.

С другой стороны кровати слышу сопение, матрас сдвигается, и внезапно Юлий просыпается. Он садится и сонно моргает, глядя на меня, а я лежу неподвижно, с широко раскрытыми глазами, неловко натянув одеяло до самого носа.

— Который час? — спрашивает он, прекрасно зная, что у меня нет часов.

Когда я не отвечаю, он поднимает руку в наручниках, нажимает кнопку на часах, чтобы осветить экран, и хрипло произносит:

— Мне нужно быть кое-где через час, Линг ушла, так что ты идешь со мной. — Юлий поворачивается ко мне лицом. — Сначала можешь принять душ.

Укрывшись одеялом, я говорю приглушенным голосом:

— У меня нет никакой одежды.

Его глаза беззаботно блуждают по моему прикрытому телу.

— Я пойду первым. Ты можешь одолжить что-нибудь у Линг.

Что-то подсказывает мне, что Линг не носит джинсы и кроссовки. С проколотой пяткой я даже не собираюсь пытаться надеть туфли-лодочки.

— Но моя пятка…

Я говорю, как хнычущий ребенок.

— Алехандра, — раздраженно произносит Юлий и глубоко вздыхает. — Мы что-нибудь найдем. — Затем он протягивает руку к нашим запястьям и маленьким ключом отпирает наручники. Затем тянется назад, и снова раздается безошибочный легкий щелчок защелкивающихся наручников.

Меня снова приковали к изголовью кровати.

Я также вернулась к простой старой Алехандре.

То как он называл меня малышкой…