Тем не менее, сегодня, в пятницу, когда он отработал свой последний день в LBC и все стояли в очереди, чтобы пожать ему руку и поблагодарить за то, что многие считали службой на благо страны, я сделала то же самое.
Селиан сжал мою руку.
— Джудит.
— Сэ… — начала я, желая называть его «сэр», зная, как он это ненавидит, но решила избавить нас обоих от еще большей головной боли. — Селиан. — Я покачала головой, робко улыбнувшись ему. — Спасибо тебе за все.
— Не надо меня благодарить. В любом случае, это была лишь малая часть того, что я собирался тебе дать, — сухо сказал он, но его взгляд был полон страдания.
Мне казалось, что я тону в глубинах его глаз, не в силах подняться на воздух.
Я немного отодвинулась в сторону, освобождая место для Джессики позади меня. Селиан крепче сжал мою руку.
— Прочти записки, Джудит.
— Счастливого пути. — Я наклонила голову и пошла прямо в туалетную комнату.
Брианна ждала меня там с двумя открытыми мини-бутылками «Джека Дэниелса».
Ожог от алкоголя, едва коснувшись моего горла, скользнул прямо мне в грудь. Стоя там, в антисанитарном женском туалете, я поняла, что значит иметь хороших друзей. И я чертовски рада, что нашла хорошего друга в лице Брианны.
Это был воскресный день, когда, в конце концов, все изменилось — когда я изменилась. Я поняла, что на самом деле не имеет значения, как относился ко мне Селиан, потому что любовь — это не игра в шахматы. Это «Твистер». Ты был весь запутан и спотыкался о собственные ноги, но все это было частью его очарования.
Я, как обычно, отсиживалась в библиотеке, зная, что Селиан неизменно проводил время с папой каждое воскресенье, и как это было важно для них обоих. У папы была я и миссис Хоторн, с которой они встречались почти каждый день, но он скучал по приятелям, которые когда-то были у него на работе, а Селиан был его дозой тестостерона. Я старалась не горевать о том, как легко и быстро папа простил Селиана, но печальная правда заключалась в том, что даже не могла ненавидеть его. На самом деле, нет. Не до конца. Не так отчаянно, как хотела ненавидеть человека, который по иронии судьбы заставил меня понять, что я могу любить.
Феникс нашел меня в библиотеке. На этот раз именно он принес нам конфеты. Сегодня он выглядел веселым и озорным, и лучше, чем в последние несколько недель.
Сегодня он был похож на того парня, которого я встретила в первый раз, когда он подошел ко мне в этой самой библиотеке.
— Что с тобой? Ты выглядишь по-другому. — Я стащила у него из пакетика горсть кислых конфет.
Жуя конфету, он перелистывал страницы «Таймс».
— Как по-другому?
— Хм… — Я посмотрела налево и направо, чувствуя себя неловко. — Счастливо?
— Потому что я счастлив, — Феникс рассмеялся. — Это не чуждое понятие. Тебе тоже стоит попробовать.
— Может быть, это заразно, и я заражусь от тебя, — задумчиво произнесла я.
Но это было всего лишь принятие желаемого за действительное, и знала это. Я совершала движения на автопилоте, когда на самом деле все мои мысли были о том, что прямо сейчас Селиан, вероятно, был в моей квартире, и, возможно, в последний раз, источал свой запах, тестостерон и сексуальную ауру повсюду.
Тьфу.
— На самом деле, я
Я закрыла свой номер The New Yorker и выгнула бровь. Мужчина перегнулся через стол между нами и сжал мою руку.
— Думаю, ты оценишь.
— Тогда почему ты отдаешь её мне?
Я хорошо общалась с Фениксом с тех пор, как он вернулся из Сирии. И отказалась принять сторону Селиана, и выбирать между ними, хотя многие женщины, вероятно, сделали бы это. Но это еще не оправдывало всей той помощи, которую он мне оказал. Я знала, что он фрилансер, и ему не особо нужны деньги, но начинала чувствовать себя неловко от того, сколько я ему задолжала за потенциальные наводки и источники. Одна из причин, по которой меня ценили и обожали в редакции, заключалась в том, что Феникс вручал мне множество ценных зацепок, которые мог оставить себе.
— Она связана с тобой, — настаивал он.
— Почему? — спросила я.
Что бы там ни говорил Селиан, Феникс был хорошим журналистом. У него повсюду были друзья. Он был очарователен и доступен. С тех пор как вернулся в Нью-Йорк, Феникс проводил каждый вечер в модных барах Манхэттена, где толпились журналисты, и заводил новые знакомства, хотя не пил ни капли алкоголя. Парень знал всех и вся — сын своего отца во всех отношениях. А Джеймс Таунли? Я почти уверена, что он имел прямую связь с самим Иисусом.
Иисус: «я все думал, когда же ты вернешься ко мне».
— Потому что, — сказал Феникс, откусив фиолетовую конфету и сверкнув мне ухмылкой, — на ней буквально написано твое имя. А теперь, ты обещаешь не волноваться, когда я покажу тебе то, что нашел мой отец?
— Твой отец? — Я удивлённо распахнула глаза. — Джеймс Таунли реально занимался журналистской работой? — Я не хотела быть грубой или что-то в этом роде, но решила, что этого не может быть, поскольку Джеймс Таунли был богом новостей.
Феникс нахмурил брови.