Грибники ходят с ножами

Я думал, что и тут она скажет пренебрежительно, но она внезапно посуровела:

— Если и остался хоть один еще врач у нас в стране, так это он.

— Ну, тогда-то я спокоен.

— Ты-то при чем здесь? — Она словно впервые увидела меня. — Просто Владимиру Дмитриевичу надоело тут без работы. На атомном полигоне главным хирургом был, в Афгане людей штопал, а тут — весь класс можно потерять.

— Ясно! Значит, для этого я и прибыл сюда?

— Для этого? — Она усмехнулась. — А ты будто не знаешь, для чего ты прибыл сюда? Святой, значит?

— Да, я святой.

— Ну, тогда пошли! — с какой-то даже угрозой проговорила она, скинула белый халат, оставшись в юбочке и футболке.

— Да я, собственно, только насчет операции зашел узнать, — смущенно лопотал я, следуя за нею.

Мартын, разумеется, не мог пропустить это зрелище, язвительно улыбнулся... Прощай, друг!

Мы стали спускаться по ступеням в монастырские катакомбы... Неужто сейчас предстоит рандеву с какими-то святыми мощами, проверка моей святости? Но становилось почему-то не прохладнее, а все жарче и жарче! На ходу она стянула через голову футболку, оставшись... без нее.

Она пихнула разбухшую деревянную дверь... и мы вошли в предбанник: деревянные скамейки, реечная обшивка, несколько дверей, манящих вглубь.

— Вот — можешь закутаться, если хочешь! — Она кинула мне плоско сложенную, слепленную крахмалом простыню.

“Ясно, — подумал я, ловя простыню. — Ни во что другое тут закутываться не принято”.

Мы вошли в сказочную парилку, сидели там, “закутавшись” в простыни, потом, стукнув другую дверь, вывалились в широкий бассейн — тут уже “кутаться” не удалось...

В бассейне этом был и водопад, вдруг обрушивающийся со стены, и мощная струя подводного массажа — она танцевала перед струею, упиралась в нее.

— Ну как? — усмехнулась она.

Потом она повела меня по какому-то коридору, неожиданно прохладному, щелкнула выключателем — и я обомлел: сверху донизу стены состояли из бочек. Неплохо монахи живут!

Закинув пальчиком прядь за ушко, она присела перед бочкой, из которой торчал толстый шланг, взяла его в губки, лукаво оглянулась, втянула щеки... Нацедила пятилитровую банку. Гуляем!

Потом мы оказались в ее келье — она открыла сверкающий бар.

— Так. Это уже серьезно... Джина, надеюсь, нет?

— Почему же нет? Есть.

— ...Тогда это конец.

Она куда-то уплыла, потом снова появилась.

— Это еще что! Раньше я работала администратором в гостинице на одного постояльца — его самого...

— Кого — самого?.. Бога, что ли?

— Ну, примерно. — Она усмехнулась. — В Венгрии это было, в маленьком городке, где он никогда и не бывал... да и навряд ли мог когда побывать. И тем не менее — тем не менее!.. Каждый день готовилась роскошная еда, в каждой комнате — подчеркиваю, в каждой — что ни день менялись цветы.

— А как ты в Венгрии-то оказалась?

— Это уже мои дела!

— А как вы... в гостинице этой... не беременели от этого... Зевса, с помощью цветов?

— Но-но!..

Она снова куда-то уплыла, потом вплыла, кутаясь в пушистую шубу.

— Ты знаешь, сколько она, нахалка, стоит?

— Меня это не интересует, увы!

— А вообще, отлично тогда было. Помню, в какой-то раз пересекала я границу, вдруг шум по вагону: шмон идет. Наверное, кто-то что-то стукнул. А у меня на одной руке четыре одинаковых золотых кольца. А в купе — слушай сюда — кроме меня еще три негра — такие элегантные, важные. “Ребята, — говорю, — выручай!” И надеваю каждому по кольцу. Она заулыбалась: “О — марьяж, марьяж!..” И вот — проходит шмон. Со мной абсолютно вежливо, даже чемодан не попросили открыть, зато трех моих женихов, с моими кольцами, поднимают и ведут. Гляжу — высаживают из вагона, заводят в здание... Ну, вообще! А через восемь минут отправка! Вбегаю в кабинет начальника таможни, верчу попкой: “Простите, пожалуйста, вышло недоразумение, но это мой муж, только что поженились, не успели записаться”. Майор усмехается: “Который из трех?” Я что-то такое лопочу, делаю глазки... Короче — муж мой встречает меня на вокзале, я лечу к нему в развевающейся дубленке, сзади три роскошных негра несут чемоданы.

— Как? — Я остолбенел. — У тебя и муж был?

— Почему же — “был”? — оскорбленно проговорила она. — Он и сейчас есть.

— А... ну да.

— Капитан! Иначе откуда, думаешь, все это? — Она дунула на шубку.

— А... Ну да!

— А кстати — один из негров тех потом королем стал, в одной африканской стране.

“Надеюсь — не в Танзании?” — встревоженно подумал я.

Кстати — о Танзании. Как там мои стихи? А мои любимые борзые?! Я зарыдал.

— Рабо-тать, рабо-тать! — Я стучал кулаком по столу. Вино в бокале морщилось.

— Ты голенький спишь или в трусиках?

— В пальто!

— Ну что, ты не понял еще, зачем ты сюда приехал?

— Нет.

— Тоже мне... Аполлон! — Она накинула халат.

— Да, я Аполлон... в смысле лиры.

Поднялся, пошел.

— Кстати, какая-то походка у тебя деревянная, — издевательски произнесла она.

— Да. Я железный человек, с деревянной походкой.

Вышел.