Грибница

«Вы с ней помирились, с Антониной?»

«Да как сказать. Она последнее время совсем дурная стала. То по карманам у меня шарится, то допросы устраивает. Бесится от ревности, как дикая кошка.»

Петрович тихонько ржал: «Чего ты на ней не женишься? Девка хорошая, ладная. И свекрови не будет. А это в семейной жизни большой плюс.» И многозначительно поднял указательный палец вверх.

Олег помялся. Он и сам себе много раз задавал этот вопрос. И каждый раз придумывал всевозможные оправдания: то, да сё, да и жить негде. В одном Олег был точно уверен: на Антонине он не женится никогда. Она тяготила его и раньше, но сейчас своей разбушевавшейся, неуемной ревностью просто отталкивала.

Как и для большинства мужчин (а может быть, и для всех, кто их знает?) сексуальное влечение и любовь для Олега были мало связаны между собой. Желать физически можно было любую женщину, будь она хоть трижды стервой или шалавой. Это вообще не имело значение. И происходило на животном, так сказать, уровне бытия. Главное – экстерьер и вольное поведение. Хотел ли он Тоню? Безусловно. Любил? Однозначно, нет. Из-за этого несовпадения и маялся интеллигентскими угрызениями совести. Но все реже и реже.

С любовью вообще все сложно. Откуда она берется и куда потом исчезает непонятно. Только по любви и можно совершить такую глупость, как женитьба. Вот только жить потом сложно. Вдруг твоя избранница окажется глупой суматошной курицей или нарциссом в юбке? Все-таки супруги должны быть ровней в интеллектуальном плане, иметь одинаковые жизненные приоритеты и систему ценностей. С Антониной такого не было. Рассуждения выходили какими-то старорежимными, несоветскими. Объяснять все это Петровичу, страдающему от придирок амбициозной тещи именно по причине того, что она не считала его ровней своей дочери, было муторно и неловко. Олег и не стал. Сменил тему.

«У меня несколько отгулов скопилось. Хочу взять с понедельника.»

«Все сразу? Зачем?»

«Да. Не могу Веронику одну оставлять. Весь день, как на иголках. В голове все время какие-то ужасы крутятся. Как представлю, что она одна дома, так с ума схожу. Мало ли что случится?»

«Чего это вдруг?» – неподдельно изумился Петрович. – «Ну одна она полдня дома? Так что с того? Большая уже. Все дети так. Уж твоя то поответственнее прочих.»

«Не могу Петрович. Сердце не на месте.»

Петрович недоуменно пожал плечами, совершенно очевидно считая услышанное блажью. Докурив, метнули бычки в снег и, кивнув друг другу, разошлись.

***

Клепа дружелюбно затявкал, завилял хвостом и бросился к входной двери задолго до того, как раздался робкий, неуверенный стук. Гости у Михаила Ивановича бывали редко. Панибратства он не допускал, близких друзей не имел. Его постоянными приятелями были книги, музыка и собака. Слегка удивленный, Михаил Иванович накинул телогрейку и отворил дверь. На коврике топталась девчушка в клетчатом пальтишке и вязаной шапочке.

«Здрасьте, Михаил Иванович,» – выпалила Вероника, явно волновавшаяся и оттого глотавшая окончания слов, хотя и репетировала свою речь дома. – «Михаил Иванович, а Вы не дадите мне какую-нибудь книжку про первых воздухоплавателей? А то мне надо доклад про них сделать, а дома ничего нет, а библиотека закрыта.» Голос у девочки делался все тише и тише, будто у заводной игрушки кончался завод.

«О первых воздухоплавателях?» – пришел в себя хозяин. – «Конечно. Проходи, милая. Сейчас поищем. Что-нибудь наверняка найдется.» Гостья послушно проскользнула в дверь.

«Разувайся, Вероника. Сними пальто. Давай я повешу его сюда, на крючок. Проходи в комнату,» – напутствовал он девочку. Михаил Иванович уже справился с нахлынувшим волнением и играл роль заботливого дедушки. Выходило отменно. Очки, мягкий, уютный свитер, дружеское участие.

«Наденька эти тапочки, Вероника, полы ледяные. Они тебе, конечно, велики. Но это лучше, чем ничего. Правда ведь?»

«Да,» – согласилась девочка, влезая ножками в полосатых шерстяных носках в непритязательные серые мужские тапочки, абсолютно новенькие. Нет никого лучше послушных девочек. Вероника в голубой вязаной кофте, теплых штанах и мужских тапочках выглядела столь нелепо и трогательно, что у старого козла защемило сердце и едва не навернулись слезы на глаза от умиления.

Книги в комнате Михаила Ивановича занимали все то место, что в большинстве квартир занимали ковры, то есть почти все стены. Шкафы и полки теснили друг друга, но все равно едва вмещали все содержимое. Вероника восхищенно открыла рот: «Ух ты! У Вас как в библиотеке! И Вы все-все прочитали?»

«Конечно,» – снисходительно улыбнулся Михаил Иванович. – «Иначе зачем еще нужны книги? Ты тоже любишь читать?»

«Да, очень,» – с жаром заверила его девочка. – «Я все время читаю. В библиотеке по пять книжек сразу беру.»

«Неужели?» – почти непритворно восхитился хозяин. – «Ты сказала, что библиотека сейчас закрыта. Можешь пока брать книги у меня.»

«Правда? Можно?» – обрадовалась гостья.

«Разумеется. Правда детских книг у меня немного. Но ведь ты уже большая девочка, можешь почитать что-нибудь посерьезней. Вот, например, «Приключения Тома Сойера» читала?»