Грибы на асфальте

Вскоре поле кончилось, и тропинка спустилась к реке. Собственно говоря, никакой реки не было. До самого горизонта тянулись камыши. Только едва заметная полоска чистой воды жалась к берегу. Когда-то, очевидно, это была большая река, но время и люди сделали свое дело. Сейчас здесь простиралось царство камышей и лягушек.

Показались силуэты домов. Я посмотрел на часы. Было два. В нашем доме, конечно, давно спят, но все же я обошел его стороной. Как бы не проснулась Каштанка и не разбудила мать.

Маленький домик Ледяной принцессы затерялся среди Тополей, как в лесу. Во дворе пахло навозом и молоком. Корова под навесом повернулась ко мне и вздохнула. Я открыл проволочную калитку и вошел в большой сад. Старые груши-великаны, растопырив ветви, преградили мне путь. Но я знал, где можно пройти.

…Она спала на деревянной кровати посреди зарослей черных роз. Аромат этих странных цветов приставал к рукам и одежде, словно запах дорогих духов. Черные розы были семейной реликвией. Семена привез дед Ледяной принцессы, цыган, откуда-то из-за моря. С черными цветами было связано что-то наподобие предания. Считалось, что тому, кто сорвет цветущую розу, не будет счастья. Я никогда не видел, чтобы рвали черные розы. Они цвели и умирали, не тронутые человеческой рукой.

Сквозь просветы в деревьях было видно, как со дна трясины поднимался туман. Ветер колебал его, словно гигантскую простыню. Где-то у самого горизонта мерцал костер.

Под одеялом едва был заметен комочек ее тела. Я осторожно приблизился к кровати и опустился на колени. По ее лицу бродили тени от листьев груш. Длинные ресницы слегка шевелились под ветром., Медленно, очень медленно я наклонился и прикоснулся губами к ее щеке. И вдруг я замер. Мне показалось, что она сейчас проснется. Но она не проснулась…

Когда я возвращался пешком домой, рожь уже была мокрой от утренней росы. В воздухе не чувствовалось ни малейшего движения, и стебли стояли неподвижно, поникнув тяжелыми колосьями. В усинках, словно слезы, запутались прозрачные капли. Небо было светло-серым, без единой звездочки. Только по-прежнему на краю света мерцал костер.

Летающая борона

Когда президент вошел, мы с Кимом пили чай, оставшийся от завтрака Ивана-да-Марьи.

— Привет алхимикам! — сказал Егор Егорыч. — Скоро золото научитесь делать?

— Пока только умеем от него избавляться.

— И то дело…

Президент мялся. Мне сразу стало ясно, что он пришел просить взаймы.

— Не пособите, хлопцы? Конуру перестраиваю. К молодоженам еще двое просятся. Хорошие ребята, из лесотехнического…

Если бы Егор Егорыч требовал квартирную плату нахально, я бы, конечно, не дал, так как у нас с Кимом оставалось всего двадцать рублей. Но президент краснел, что-то мямлил; видно, ему было очень стыдно просить. А я не выношу, когда люди стесняются.

— Ким, — сказал я, — дай десятку.

— Зачем? — спросил капитан, не поднимая головы от книги.

— Егор Егорыч расширяется.

— Ну и пусть расширяется, — ответил Ким спокойно.

— Да вы не беспокойтесь, ребята! — замахал руками хозяин. — На нет и спроса нет! В другой раз как-нибудь. — Егор Егорыч, пятясь, открыл задом дверь и вышел. Минут пять мы сидели молча.

— Свинья ты, Ким!

— Это почему же? — удивился капитан.

— Умеешь унизить человека.

— Этот вымогатель-то — человек?

— Как тебе не стыдно! Таких хозяев, как Егор Егорыч, поискать! За квартиру почти не платим, свет жжем сколько влезет!

По длинному лицу Кима скользнуло подобие улыбки.

— Индюк ты ощипанный! «За квартиру не платим»… — Капитан «Летучего Голландца» взял ручку. — Сколько он у тебя в этом месяце занял?

— Ну, пять.

— У меня семь с полтиной. У Кобзикова шесть. Что получается? Восемнадцать и пять десятых? Теперь, ты ему два дня помогал рыть? Помогал. Работник из тебя плевый, но, допустим, два с полтиной в день ты заработал. На мерине бревна три раза привозил? Любой дурак взял бы с него по трояку. Я ему электропроводку делал и воду подводил. За коммунальные услуги не менее десятки. Приплюсуй еще десятку, которую ты ему чуть было не отдал.

— Сминусуй стоимость петуха, которого мы чуть было не съели.

Но Ким всегда был неуязвим для иронии.

— Для нашей клетки это неплохо?! Если помножить эту сумму на число квартир, то получится около четырехсот рублей. Заработок профессора! Таких хозяев действительно поискать.

— Если возвысить эту сумму в квадрат, то можно достигнуть еще более поразительных результатов.

— А ты смог бы?

— Получше тебя.

— По-моему, это для тебя непосильная задача.

— А сам-то? Двух слов связать не можешь. Ванек!

— А по харе не хочешь?

— Хочу.

— Ну, иди, я тебе дам.

— Иди ты. Уж это у меня лучше получится.

— Индюк ощипанный! Ему перышки выдергивают, а он еще и благодарит.

— А ты свинья неблагодарная!

— А ты пес-подхалим. Сенбернар!

— Повтори!

— Сенбернар!

Я швырнул ботинок, но промахнулся. Ким запустил в меня подушкой. Полетел пух. Мы кинулись друг на друга.

— Болваны! — заревел Вацлав Кобзиков, бросаясь грудью на только что вычищенный и отутюженный костюм. — С ума посходили? Два часа чистил, и опять чисть? Мумии египетского фараона!