Грибы на асфальте

— Мумия ты фараона! Это же гениально придумано. Ты будешь приманкой. Какая девушка устоит перед человеком, у которого друг араб? Покатаешься на лодке и исчезнешь. А уж остальное — дело мое. Всего какой-то час.

— Мне эта затея не нравится. Могут быть разные осложнения.

— Абсолютно никаких! Арабов в нашем городе нет — это я уже точно выяснил. Языка их тоже никто не знает. Чем ты рискуешь? Наоборот, даже приятно: будешь центром всеобщего внимания. И потом ты дал слово. Геннадий Рыков всегда держал слово. Только вот нос… Слушай, может, тебе картонный приделать? Что это за араб с курносым носом? Да, вот еще что… Ты потомок Чингисхана.

— Послушай, Кобзиков, — сказал я раздраженно. — Хватит. Хватит! Сыт по горло твоими выдумками. Хоть бы уж знал историю! Любому пятикласснику известно, что Чингисхан был монголом.

— Тогда ты будешь монголом.

— Монголы не носят чалму, — сказал я торжествующе. — Они носят лохматые шапки.

Кобзиков почесал затылок.

— Не-е… лохматая шапка не пойдет. В чалме вся сила. Знаешь что? Ты будешь обарабившимся монголом! Таким образом, ты и потомок Чингисханаи в чалме! Одним выстрелом два зайца.

— Ты глуп… — начал я и вдруг увидел, что Ким давно проснулся и смотрит на нас широко раскрытыми глазами. На его лице было написано такое изумление, будто он увидел свою умершую бабушку.

— Идем на маскарад… — пробормотал я, сорвал чалму и выскочил на крыльцо. Кобзиков последовал за мной.

День обещал быть жарким. Было всего девять часов, а солнце пекло так, что земля жгла через сандалеты. Даже «вооруженные силы» чувствовали себя неважно. Они забрались по горло в песок и раскрыли клюв.

Вацлав подошел к куче и стал задумчиво разглядывать петушиную голову.

— Суп из курятины на лоне природы, — сказал он. — Что может быть прекраснее на свете?

Быстро нагнувшись, ветврач выхватил из песка петуха, сунул ему под крыло голову и запихал в рюкзак.

— Пошли быстрей!

— Низкий поступок, — сказал я. — Поступок, не достойный друга потомка Чингисхана.

— Ладно! Потом на эту тему порассуждаем. Встреча с совнархозовской дочкой произошла на берегу реки.

— Уф, — сказал Вацлав, вытирая пот. — Пришла все-таки, а ты говоришь, я не знаю женщин!

Девушка была высокая, сильная, в легком ситцевом платье, с белыми клипсами почти до плеч. Она так и впилась в меня глазами.

— Знакомьтесь, — сказал торжествующим голосом Кобзиков. — Моя хорошая знакомая Адель. Мой хороший знакомый…

— Мох… Моххамед, — пробормотал я и покраснел.

— И еще как-то. С продолжением, — сказал грек.

— Эль-Джунди…

— Вы знаете русский язык? — спросила Адель.

— Нет, нет, — поспешно заверил Вацлав. — Но он догадывается по движению губ.

— Какой смешной… — Адель бесцеремонно принялась меня разглядывать с ног до головы. — Чалма…

— Все арабы чалмы носят.

— Откуда он взялся?

— Приехал на «Сельмаш» перенимать опыт. Мы сели в лодку и двинулись вверх по течению.

Адель тотчас же сняла платье, демонстрируя обтянутую купальником фигуру. У нее оказалась безукоризненная фигура. Совнархозовская дочка по-прежнему не спускала с меня глаз. Я чувствовал себя отвратительно.

Всю дорогу разговор вертелся вокруг моей особы, перебирались детали одежды, обсуждалось со всех сторон мое телосложение. Особенно волновал Адель мой курносый нос. Разве у арабов бывают такие носы? Вацлав выкручивался, как факир.

— Я без словаря читаю все ихние газеты, — нагло врал Кобзиков. — Я единственный человек в городе, который насквозь знает арабские обычаи. Секретарь горкома ко мне лично домой приходила, просила, чтобы я его сопровождал. Пришлось согласиться, хоть и времени у меня в обрез. Он парень ничего. Между прочим — потомок Чингисхана.

— Чингисхана?!

— Да… по прямой линии. Его предки переехали из Монголии в Аравию по семейным обстоятельствам и там обарабились.

— Чингисхана… — взгляд у Адели стал завороженным, как у ребенка, слушающего сказку. — Интересно, какой у него характер? Наверно, воинственный, как у прадеда?

— Не-е, он малый тихий.

Адель слушала, раскрыв рот. Мне было чертовски жарко в чалме. Капли пота скатывались по лбу и падали на колени совнархозовской дочки.

— Пардон, мадам, — бормотал я.

Кобзиков болтал, греб, но не спускал с меня испепеляющего взгляда: он боялся, как бы я не заговорил по-русски. Пахло сосновыми досками, горячим женским телом и тиной. Река против солнца блестела, как бок гигантской рыбы. С пролетавших мимо моторок на нас таращили глаза. Один так засмотрелся, что врезался в берег, и пассажиры попадали в воду.

Наконец я почувствовал, что, если мы сейчас не пристанем куда-нибудь, я начну дымиться. Сделав вид, что мне хочется пить, я полез на корму и шепнул Вацлаву:

— Не могу… давай кончай…

— Надо увезти ее подальше, мумия ты! — прошипел Вацлав.

— Сейчас сброшу чалму.

— Только попробуй! Утоплю!

— Я вернулся на свое место.

— Этот Момехад, — сказал Кобзиков, — страшно привязался ко, мне. Куда я — туда и он. Обещал подарить настоящего арабского скакуна.

— О! — сказала Адель.

— Да. Приглашает следующим летом к себе в Аравию с женой.

— Вы разве женаты?

— Собираюсь. Да вот никак не найду подходящей девушки.