Грибы на асфальте

— Маша Солоухина — грибиха — была курносая полная девушка. В ОГГ ее никто не принимал всерьез, так как Маша все свои чувства выражала хихиканьем. И кроме того, она писала стихи. Стихи были по преимуществу военного содержания, но это не мешало Маше во время их декламации заливаться жаворонком. Иван и Маша… Только Кобзиков мог придумать эту комбинацию.

Председатель ОГГ нажал кнопку и сказал вошедшей секретарше:

— Оформить приказ. Возлагаю на Рыкова брачный акт Ивана Березкина и Марьи Солоухиной, в скобках — Манки. Всё. Срок — десять дней, включая сегодняшний. И помни: в твоих руках судьба организации!

Назавтра я поплелся к горкому комсомола ловить Ивана Березкина. Было пыльно и ветрено. На окнах кухни ресторана «Дон» отчаянно трепыхались, как пойманные рыбины, марлевые занавески и гнали на улицу убийственный запах жареного мяса.

Иван Иванович появился на горкомовском крыльце ровно в пять. Он глубоко втянул своими большими, похожими на телефонные мембраны ноздрями мясной запах и коротко о чем-то задумался. Но тут налетел вихрь, подхватил тщедушного Березкина и помчал его вдоль улицы. Инструктор лишь правил огромным портфелем, словно рулем.

Я догнал Березкина через два квартала. Иван не удивился, увидев меня.

— Привет, Пряхин! — крикнул он сквозь свист коричневого ветра. — Как жизнь?

— В норме. Приехал в командировку. А как у тебя? Выселил институт в колхоз?

Иван Иванович безнадежно махнул портфелем, и его рвануло от меня ветром. Я схватил инструктора за рукав.

— Может, посидим за стаканчиком?

Березкин поколебался, но желание излить душу взяло верх.

Мы понеслись по улице. Возле забегаловки с напыщенным названием «Восточная заря» я сделал Березкину знак. Он поставил свой портфель поперек ветра, и нас внесло в зал, длинный и низкий, как пенал, уставленный высокими мраморно-бетонными столиками, напоминающими по форме макеты атомных взрывов.

В кафе стоял гул, какой обычно бывает в подвыпившей компании. Однако на столах возвышались лишь бутылки с ситро. Мы нашли себе укромное местечко за фикусом. Я взял по бифштексу и бутылку крем-соды для маскировки. «Перцовка» была припасена заранее.

— Бюрократы у вас в институте, — сказал Иван Иванович, грустно глядя на бифштекс. — Все обговорили бы вроде, утрясли, доказал я им целесообразность… Да… А потом на объединенном заседании всех комитетов один возьми да и ляпни: «А где же мы в этом колхозе столы будем ставить? Ведь у нас их тысяча тридцать штук». Я засмеялся, а они замахали на меня руками и пошли всерьез обсуждать эту проблему. Ну, так все и разбилось об эти столы. Вялые все какие-то стали, не соберешь, не раскачаешь.

— Ты не отчаивайся, — сочувственно сказал я, пододвигая Березкину бифштекс. — Ешь. На мертвеца похож стал.

— Ладно, черт с ними! Сейчас мне другое поручение дали. Насчет тех, кто по специальности не работает.

Я сделал незаинтересованное лицо.

— Ну и как?

— Нудное это дело! За каждым бегай, каждого упрашивай, уговаривай-… А он ломается, слезы льет, как будто его на каторгу посылают. С утра до ночи по городу мотатось. Играем в кошки-мышки. Припутаю одного в- парикмахерской — смотришь, завтра он в кинотеатре разнорабочим. Совсем замотался!

Иван Иванович взмахнул вилкой так сильно, что кусок бифштекса сорвался с нее и шлепнулся прямо на тарелку пьяницы за соседним столиком. Тот съел его с полнейшим равнодушием.

— Пора кончать! Подниму архивы в институтах за пять лет, составлю списки, соберу фотокарточки и пойду по всем учреждениям подряд. Да… Один не справлюсь. Придется внештатную комиссию создать.

На слове «комиссия» Березкин увял. Он схватил стакан, хлебнул «перцовки», поперхнулся и грустно свесил голову.

Мне стадо жаль Березкина. В этот момент я даже не думал, что такая активная деятельность может выйти для грибов боком.

— Может, не будешь создавать? Иван Иванович мотнул головой.

— Надо, Пряхин… Без комиссий нельзя.

— С каких учреждений думаешь начать? — спросил я, вспомнив об ОГГ.

Я не слышал, что ответил Березкин. Я увидел Катю.

Ледяная принцесса шла по кафе в сопровождении двух мужчин. Она была в белой шапочке и в черном пальто в талию.

Вот хорошее место. Я отступил за фикус.

— Вы что будете есть, Катерина Денисовна?

— Салат, бифштекс и блинчики. Я ужасно проголодалась!

Они с деловитостью солидных денежных людей стали загромождать столик тарелками. Один из спутников Кати, толстый, краснощекий, вынул из черного портфеля бутылку «Столичной» и стал разливать ее содержимое по стаканам. Как я понял из разговора, они «обмывали» утверждение сметы на строительство новой школы в Сосновке. Толстяк, по всей видимости, был областным товарищем. Второй, худощавый, высокий, седой, напоминающий артиста, — директор школы. Он почему-то сразу не понравился мне.

Все трое скоро захмелели и наперебой стали вспоминать смешные эпизоды из истории «выбивания» сметы. Катя хохотала громче всех. Щеки ее раскраснелись, волосы постоянно выбивались из-под шапочки, и она поправляла их лениво, красивым движением.

Я заметил, что директор школы не спускает с нее глаз.