А правда оказалась не из лёгких. Князь Юсупов не рассказал самого главного: в ту ночь он струсил.
Следствием именно этой трусости убийство «старца» оказалось столь жестоким.А произошло следующее. Распутин, к неудовольствию князя, мало пил и почти ничего не ел. Всё это очень не понравилось Юсупову. Он был слишком молод, этот потомок знатного аристократического рода, чтобы в полной мере уметь сдерживать свои эмоции. Феликс стал заметно нервничать, отвечал порой невпопад. Нервозность хозяина не ускользнула от внимания гостя, он насторожился. Тем не менее пахучая мадера маскировала «миндальный» запах, исходящий от отравленного бокала. В какой-то момент Григорий Ефимович, не ожидая подвоха, всё-таки принял яд.
Включился невидимый таймер механизма угнетения тканевого дыхания. Время пошло на минуты. Вес Распутина что-то около восьмидесяти, следовательно, и доза требовалась соответствующая.
А дальше начинается самое интересное. Никто уже не узнает, сколько на самом деле жертва выпила и съела ядовитого вещества.
Ф. Юсупов:
«…Я предложил ему эклеры с цианистым калием. Он сперва отказался.
– Не хочу, – сказал он, – больно сладкие.
Однако взял один, потом еще один… Я смотрел с ужасом. Яд должен был подействовать тут же, но, к изумлению моему, Распутин продолжал разговаривать, как ни в чем не бывало.
Тогда я предложил ему наших домашних крымских вин. И опять Распутин отказался. Время шло. Я стал нервничать…
…Словно нечаянно, уронил бокал и налил ему мадеры в отравленный. Распутин более не спорил.
Я стоял возле него и следил за каждым его движением, ожидая, что он вот-вот рухнет…
Но он пил, чмокал, смаковал вино, как настоящие знатоки. Ничто не изменилось в лице его».
Сразу замечу: даже читая мемуары Юсупова, становится понятно, что Распутин съел лишь малую часть отравленных пирожных, запивая их в основном неотравленным вином. Так что – никакой «слоновьей» дозы. Как доказательство – опять же
Произошло другое.
Сначала в поведении Распутина ничего не менялось. Однако это длилось не так долго.
Ф. Юсупов:
«Временами он подносил руку к горлу, точно в глотке у него спазма. Вдруг он встал и сделал несколько шагов. На мой вопрос, что с ним, он ответил:
– А ничего. В горле щекотка.
Я молчал ни жив ни мертв.
– Хороша мадера, налей-ка еще, – сказал он.
Яд, однако, не действовал. «Старец» спокойно ходил по комнате…
…Вдруг на лице его появилась ярость. Никогда прежде не видал я «старца» таким.
Он уставился на меня сатанинским взглядом. В этот миг я испытал к нему такую ненависть, что готов был броситься задушить его.
Мы молчали по-прежнему. Тишина стала зловещей. Казалось, «старец» понял, зачем я привел его сюда и что хочу с ним сделать. Точно шла меж нами борьба, немая, но жуткая. Еще миг – и я бы сдался…»
И Феликс «сдался». Потому что дальше случилось то, о чём князю очень-таки не хотелось рассказывать кому бы то ни было. Он сильно испугался.
Ибо в глазах умирающего Распутина прочёл всё: и то, что тот догадался о западне и отравлении, и что следует немедленно спасаться!.. В глазах жертвы Юсупов увидел столькоИ тут-то нервы князя не выдержали: он рванулся, выбежал в соседнюю комнату, выхватил у Дмитрия пистолет – и бегом назад. Убить! – единственная мысль в голове. Однако, выстрелив, он чуть удержался на ногах, едва не лишившись чувств…