Григорий Зиновьев. Отвергнутый вождь мировой революции

«Сегодня у меня в Питере собрание Президиума ИККИ. Имею намерение пока вопрос о нарушении директивы Радеком и Бухариным не ставить до получения материалов (протоколов Берлинской конференции — Ю. Ж. ). Но хочу предложить следующее.

1. Усилить кампанию против меньшевиков и эсеров во всей международной коммунистической печати. 2. Начать систематическое использование материалов Берлинского совещания, нападая на каждое слабое место противника. 3. Общих воззваний «девятки» пока не выпускать. 4. Во время демонстраций 20 апреля и 1 мая в агитации не стесняться и критиковать противника. 5. Отдельные секции действуют применительно к местным условиям. 6. Какие бы то ни было новые шаги делегации (Коминтерна — Ю. Ж. ) откладываются до рассмотрения вопроса о ратификации Берлинской декларации, содержащей все достигнутые соглашения, включая и согласие на приезд в Москву представителей двух интернационалов»³⁰⁹.

Ответ на свое предложение Зиновьев так и не получил. Зато ему пришлось вместе с остальными членами ПБ утвердить 17 апреля решение, противоречившее его четко выраженной позиции. Не только одобрившее речи Радека на конференции трех интернационалов, но и потребовавшее от ИККИ ратифицировать соглашения, достигнутые в Берлине³¹⁰.

Только теперь Григорию Евсеевичу стало понятно, что для Ленина, остальных членов ПБ создание единого рабочего фронта являлось менее значимым, нежели результаты проходившей в те самые дни Генуэзской конференции. Ведь на ней от Советской России как непременное условие возобновления торговых отношений с европейскими странами потребовали уплаты как царских долгов, так и финансовых обязательств, данных всеми региональными правительствами времен гражданской войны, то есть белогвардейскими. А эту проблему и собирались разрешить, опираясь на поддержку лидеров Второго Интернационала, на что очень рассчитывали. Только ради того и согласились на приезд в Москву, на процесс эсеров, Вандервельде и его единомышленников.

Как оказалось, такой уступки не потребовалось. В Раппало, пригороде Генуи, 16 апреля Чичерин подписал с В. Ратенау, министром иностранных дел Германии, договор о восстановлении двухсторонних экономических связей. Блокада Советской России была прорвана.

Между тем, добившись своего — согласия на приезд в Москву, вожди Второго и 21/2 Интернационалов потеряли всякий интерес к дальнейшим переговорам с представителями Коминтерна. Как бы забыли о том. Поэтому 16 мая очередной пленум ЦК РКП обязал Зиновьева внести в ИККИ следующую директиву: «В случае продолжения саботажа со стороны Второго Интернационала Коминтерн намерен отозвать своих представителей из “девятки” и продолжить агитацию за единый пролетарский фронт в форме, вытекающей из обстановки»³¹¹.

17 мая ИККИ выполнил директиву, а 23 мая делегация Коминтерна официально вышла из «девятки». Дальнейшие отношения с двумя интернационалами на том прекратились.

Зиновьеву пришлось смириться с тем, что его инициатива о создании единого рабочего фронта так и не нашла признания, не получила всеобщей поддержки. Подтвердил же то проходивший с 7 по 11 июня Второй расширенный пленум Коминтерна, на котором вопрос о достижении единства действий со Вторым и 2 1/2 Интернационалами просто отсутствовал. Именно тогда Григорий Евсеевич и решил круто изменить свою тактику. Претворить в жизнь первый пункт своей программы, изложенной 11 апреля в письме Ленину.

Использовал для того Зиновьев открывшуюся 4 августа Двенадцатую конференцию РКП. Выступил на ней с большим докладом «Возрождение буржуазной идеологии и задачи партии», сразу же изданным отдельной брошюрой под измененным названием — «Об антисоветских партиях и течениях». Обрушился в нем не на «международный меньшевизм» — вдруг переговоры с социалистическими интернационалами все же возобновятся, а на отечественных меньшевиков и эсеров. Благо, именно в те дни завершался процесс по делу эсеров.

Выступая, Зиновьев сразу же подчеркнул, что новая для большевиков проблема — возрождение буржуазной идеологии — порождена не чем иным, как переходом страны к НЭПу, названном хотя и временным, но все же отступлением. А для доказательства того сослался на эмигрантский меньшевистский журнал «Социалистический вестник». Писавший: «Коммунистическая диктатура при НЭПе, то есть, попросту говоря, при укреплении нового буржуазно

го уклада, есть историческая нелепость». И в таком утверждении не оставшийся в одиночестве.

Схожую оценку положения, складывавшегося в Советской России, но только в сугубо положительном смысле, высказывали и так называемые «сменовеховцы». Патриотически настроенные эмигранты-интеллигенты, в прошлом кадеты и октябристы, группировавшиеся вокруг сборника «Смена вех», начавшего выходить в Праге в июле 1921 года. Зиновьев так изложил их взгляды: «Они говорят Мартову и компании: зачем вам унывать. Вам, как марксистам, следовало бы знать, что сначала будут уступки в области экономики, а затем, в силу законов эволюции, и в области политической вы получите давно желаемую демократию».