«Считать выступление т. Зиновьева на непартийном (? ) собрании, посвященном Дню печати, с нападками на ЦК ВКП и его решения, а также на “Правду” неслыханным в рядах ВКП (большевиков) и совершенно недопустимым и нетерпимым, нарушающим все обещания о соблюдении партийной дисциплины, данные партии лидерами оппозиции, в том числе и т. Зиновьевым.
Передать дело о дезорганизационном поведении т. Зиновьева в ЦКК.
Опубликовать завтра в печати: 1) настоящее постановление Политбюро; 2) постановление бюро Московского комитета (исключив по конспиративным соображениям те части резолюции, где упоминается о китайской революции), постановление бюро Ленинградского комитета от 11 мая, резолюцию VI Московской гарнизонной губернской партийной конференции военных ячеек».
Второе постановление, написанное Сталиным во время заседания ПБ, резко расширило карательные меры по отношению не только к Зиновьеву, но еще и к Троцкому: «Ввиду новых попыток оппозиции навязать партии дискуссию (выступление т. Зиновьева на собрании рабселькоров (так было названо собрание в Доме союзов —
Предусмотренные ПБ постановления появились в газетах незамедлительно, а вслед за ними еще и постановление ПБ ЦК компартии Украины, ЦК компартии Белоруссии, решения краевых, областных, губернских парторганизаций, даже отдельных ячеек. Все они обвиняли Зиновьева в «подрыве единства», а речь его, им не известную, называли «шагом к отколу от партии».
Однако Зиновьев не собирался сдаваться, признавать свои ошибки, каяться. Поспешил упредить события. Не дожидаясь вызова в ЦКК, сам направил 13 мая в ПБ, ЦК и ЦКК записку, в которой напомнил хорошо известное им. О том, кто же созвал собрание 9 мая, кто на нем присутствовал — конечно же, не фантастические «рабселькоры», кто выступал и что говорил. Закончил же свое послание высшим органам партии старым своим предложением:
«Чтобы выйти из трудного положения, нужна прежде всего правильная политика. Нужно прежде всего исправить допущенные ошибки. Чтобы исправить ошибки, нужно прежде всего обсудить их в относительно объективной форме»543
.Но так как члены ПБ отказывались не только обсуждать свои ошибки, но и признавать их, Зиновьев обвинил ЦКК, которая должна была «расследовать» его «дело», в явной предвзятости.
Он писал 15 мая: «Я обвиняю вас и при первой возможности обвиню перед лицом всей партии в следующем: 1. В том, что вы допускаете травлю члена партии в газетах раньше, чем вы разберете дело, доныне, чем вы вынесете соответствующее решение... 2. Допускаете травлю против меня, прекрасно зная, что по существу дела никакого нападения на Коминтерн, на нашу партию, на ее
ЦК и т. п. в моей речи не было... 3... допускаете травлю против меня за мнимую апелляцию к беспартийным против партии, когда вы прекрасно знаете, что собрание 9-го числа было партийным... 4... позволяете ставить в высшей степени двусмысленную и фальшивую позицию нашу партию как раз перед беспартийными рабочими... 5... допустили и благословили кампанию против меня и моих ближайших товарищей за мнимое наше предложение выхода из Гоминьдана... 6... не вызвавши меня, не заслушав нас, не запросив нас, подписали вместе с Политбюро письмо к Троцкому и Зиновьеву от 9 мая (подготовленное до собрания 9 мая —
Только теперь ПБ отреагировало на послания Зиновьева. Направило 19 мая в ИККИ, вернее, в его 8-й пленум, открывшийся накануне, а также членам ЦК и ЦКК свой ответ.
«Фракционные выходки тт. Зиновьева и Троцкого, — отмечал он, — их непозволительные нападки на Политбюро ЦК и его отдельных членов (Бухарин, Сталин), их обвинение Политбюро в том, что оно ведет дело к “гибели” китайской революции, все эти факты не заслуживают того, чтобы останавливаться на них отдельно, так как правильная их оценка напрашивается сама собой и не нуждается в доказательствах. В документах тт. Зиновьева и Троцкого, говорящих о “гибели” китайской революции, речь идет по сути дела о действительной гибели одной маленькой фракции — фракции Зиновьева и Троцкого, обанкротившейся на глазах у всех...