Следует признать, обличал Рютин не одного Сталина. Рассыпал по тексту «Платформы» фамилии тех, кого причислил к его «клике». Ими оказались глава правительства СССР В. М. Молотов, председатель Госплана В. В. Куйбышев, его заместитель В. М. Межлаук, нарком финансов Г. Ф. Гринько, заместитель наркома тяжелой промышленности А. Л. Серебровский, секретари ЦК Л. М. Каганович и Е. М. Ярославский.
Лишь смешав Сталина с грязью, Рютин попытался обосновать «преступность» и генсека, и его «клики» тем кризисом, в который «ввергли» они народное хозяйство страны. Что же писал Рютин об экономике? Дал самую мрачную, бесперспективную картину:
«Несмотря на постройку десятков крупных заводов по последнему слову техники и наличие ста тысяч тракторов в деревне, мы имеем подрыв самых основ социалистического строительства... Индустриализация повисла теперь в воздухе».
«Страна в течение последних трех лет (1929-1931 годы —
«Сталин вырывает автомобильную промышленность, электротехническую, машиностроительную и еще пару подобных и на них строит заключение. Но это молодые отрасли промышленности, они имеют еще ничтожные объемы производства».
«Сталин заявляет, что выполнение плана зависит теперь исключительно от нас самих. Это чистейший вздор, безграмотность... От сталинской реальности плана остается пустое место. Вместо выполнения плана — фразы о выполнении плана. Результаты 1931 хозяйственного года это и подтвердили».
И сделал слишком широкое обобщение собственных домыслов, выдаваемых за реальность: «Индустриализация, доведенная до абсурда, превратилась в собственную противоположность — из орудия могучего роста материального благосостояния трудящихся масс она превратилась в подлинное народное бедствие и проклятие для народных масс»643
.Еще непригляднее, страшнее по Рютину стала картина положения в сельском хозяйстве: «Деревня в настоящее время представляет сплошное кладбище... Крестьян загоняют в колхозы с помощью террора, прямых и косвенных форм принуждения и насилия. Колхозы держатся исключительно на репрессиях»; «Политика насильственной коллективизации потерпела полное банкротство... За последнее полугодие снова начался быстрый распад колхозов»644
.Обрушиваясь на политику партии и Сталина, Рютин до некоторой степени был прав — иначе в критике не обойтись. Действительно, страна, на собственные средства начавшая индустриализацию, проходила неизбежный этап трудностей. Понимаемых и принимаемых партией, трудящимися. Готовыми идти на новые жертвы ради создания собственными руками, собственной волей будущего. Знавшими о том, что происходит, лучше Рютина и отнюдь не из его документов. Для того не нужно было читать «Платформу». Следовало читать газеты да ходить в магазины, в которых еще с февраля 1929 года в городах отпускали хлеб по карточкам, а с января 1931 года нормированное потребление и продовольствия, и промтоваров проводили по так называемым «заборным книжкам». Но уже год спустя, в мае 1932 года, вскоре после 17-й партконференции, планы государственной заготовки зерна были значительно сокращены, а крестьянам позволили продавать излишки по рыночным пенам.
Тем не менее, Рютин в «Платформе» призывал: «Устранение Сталина и его клики нормальными методами, гарантированными Уставом партии и советской Конституцией, совершенно исключено». А коли так, чтобы избежать окончательной гибели пролетарской диктатуры, необходимо «силой устранить эту клику и спасти дело коммунизма»645
.Оба рютинских документа не только делали все, чтобы опорочить Сталина, призывая к его «свержению». Они еще и дискредитировали общенародный порыв, выразившийся в невиданном прежде энтузиазме, стремлении, несмотря на все новые и новые трудности, как можно скорее выполнить и первый, и второй пятилетние планы. И потому уже 27 сентября, менее чем через две недели после получения доноса, ЦКК завершила расследование. Но, как тут же оказалось, то был лишь его первый этап. Второй начался незамедлительно.