Склянский отлично понимал, что если сейчас признать полную правоту и Зиновьева, и Сталина, то тогда ему, а не им придется отвечать за бездействие и прежде. А потому поспешил дискредитировать Зиновьева, переложив на него всю вину. Сделал же это весьма просто, сконцентрировав внимание на случае измены, который, кстати, не был единственным.
На рассвете 29 мая помощник (заместитель) командира 3-го полка и командир 1-го батальона Отдельной Петроградской бригады — оба бывшие офицеры гвардейского Семеновского полка, изменили. Воспользовавшись тем, что 1-й и 2-й батальоны ушли на позиции, привели белых в деревню Выру, что под Гатчиной, где был расквартирован полк. В завязавшемся бою погибли командир полка Таврин, комиссары бригады — Раков и полка — Купше. Однако уже ночью около 40 красноармейцев сбежали из плена к своим. Вскоре за ними последовали и почти все остальные136
.10 июня Склянский посетил Ленина и, судя по всему, сумел убедить его в неправоте Сталина и Зиновьева, чье вмешательство в командование и привело к столь возмутительному случаю. Заручившись поддержкой Владимира Ильича и его решением рассмотреть происшедшее на заседании ЦК, Склянский передал в высший партийный орган записку, точнее — кляузу, в которой постарался полностью выгородить себя.
«Владимир Ильич, — писал он 11 июня, — передал мне полученную от тт. Сталина и Зиновьева телеграмму, относительно которой должен заявить.
Первая телеграмма, адресованная, очевидно, Ленину (от 6 июня —
Я вызвал по телефону начальника Полевого штаба (В. Ф. Костяева, быв. генерал-майора —
Телеграммой от 9 июня главком отдал приказ Вост. фронту дать дивизию, из которой одну бригаду Питеру, две — Юж. фронту.
Утром начальник Полевого штаба сообщил мне, что на запрос по прямому проводу Запфронт ответил, что по слухам на сторону противника перешел один батальон слабого состава. Того же 9 июня Запфронт донес Полевому штабу, что сдалась лишь одна рота... Я, получив названное выше заявление о роте и устный доклад Полевого штаба, что на Петроградском и Гатчинском направлениях положение улучшилось, запросил 9 июня запиской по прямому проводу Сталина, настаивает ли он на посылке трех полков».
«Очевидно, — продолжал Склянский, — после телеграммы с запросом Владимира Ильича (скорее всего, о неприятии им предложений Зиновьева —
Завершил же Склянский свое заявление практически жестким требованием: «Ввиду предъявленного мне двумя членами ЦК партии обвинения прошу вас, товарищи, либо признать его правильным, отрешив меня от должности и предав суду, либо, если оно неправильно, освободить от самого обвинения»137
.В тот же день, 11 июня, заседание ЦК, в котором участвовали Ленин, Стучка, Томский, Серебряков, Бухарин, Каменев, Стасова, но отсутствовали «обвиняемые», шестым вопросом рассмотрело «заявление т. Склянского по поводу задевающей его телеграммы тт. Сталина и Зиновьева». Не пожелав услышать объяснения другой стороны и, скорее всего, не желая конфликтовать с Троцким, используя никем не скрываемый факт перехода батальона 3-го полка на сторону врага, а также улучшение положения под Петроградом, ЦК принял следующее решение: «Признать действия т. Склянского совершенно правильными, нарекания тт. Сталина и Зиновьева неосновательными»138
.Результаты такого решения оказались печальными. Склянский так и не выделил вовремя необходимой помощи Петрограду, из-за чего положение там вскоре резко ухудшилось. Наступление 1-й эстонской дивизии вдоль южного берега Финского залива чуть было не завершилось успехом — 16 июня на фортах «Серая лошадь» и «Красная горка» начался мятеж, что открывало — через Ораниенбаум и Петергоф — прямую дорогу на Петроград. Только обстрел крупнокалиберной крепостной артиллерией Кронштадта, а затем и десант с моря позволили всего через сутки восстановить контроль над фортами. Одновременно пехотные части успели остановить эстонцев всего в 5 км от Ораниенбаума.