Григорий Зиновьев. Отвергнутый вождь мировой революции

«Собрание рабочих и интеллигентов, созванное Петроградской трудовой коммуной под председательством М. Горького, заслушав ряд ораторов, признает, что история последнего года показала глубокую народность Октябрьской революции... Собрание считает необходимым сближение революционного трудового народа — диктатора со здоровыми элементами трудовой интеллигенции, признающей правильность общей политики советской власти, готовой вести плечом к плечу с рабочим классом и крестьянской беднотой великую борьбу за социализм»¹⁶¹.

Все же не столько митинг, сколько конкретная политика, проводимая Петросоветом — отсутствие каких-либо репрессий: ни арестов, ни закрытия новых союзов интеллигенции и, главное, возможность беспрепятственной работы, привела если еще и не к полному миру, то твердому примирению, прекращению открытой вражды.

Зиновьев воспользовался таким поворотом в отношениях и три недели спустя, как бы между прочим, сказал в Петросовете: «Тот митинг, который происходил под председательством Горького, имеет не только местное значение. Он важен как показатель. Все, что было до сих пор искренне восстановлено против нас, все это теперь идет к нам. Горький, конечно, величайший художник. И в своих слабостях он, несомненно, тоже отражал не самого себя. Теперь это ясно видно. Он отразил целый слой интеллигенции, даже часть интеллигентных рабочих — меньшевиков и эсеров, которые в Петрограде и Москве десятками переходят теперь в ряды нашей партии. И вот Горький теперь пришел к нам»¹⁶².

И все же для Зиновьева митинг в Таврическом дворце, возвестивший окончание фронды, продолжавшейся год, отнюдь не решил всей проблемы, которая для Григория Евсеевича не ограничивалась лишь интеллигенцией. Выступая чуть позже на Петроградской партийной конференции с докладом «Коммунисты и мелкобуржуазная демократия», он, используя уже занятые позиции, подверг жесткой критике тех большевиков, кого не устроило наступление внутреннего мира, ибо они были заражены махаевщиной. Тем идейным течением, которое рассматривало всю без исключения интеллигенцию как один из эксплуататорских классов, с которым необходима непримиримая борьба.

«Вопрос в том, — объяснял Зиновьев, — должны мы все это (положительную в принципе роль интеллигенции — Ю. Ж. ) уяснить себе, должны ли дать возможность этим слоям поддержать нас, или мы должны, подобно непримиримым нашим товарищам, по случаю того, что они (интеллигенция — Ю. Ж. ) поворачивают налево, арестовать их, надавать в морду, отправить на Гороховую (улица, где располагалась ПетроЧК — Ю. Ж. )?

Я говорю, что Гороховая — великолепная вещь. И у нас она продержится еще лет пять, вплоть до полной победы коммунизма. Но в нашем арсенале кроме этого оружия мы должны найти и другое.

То же самое можно сказать и насчет командного состава. Этот вопрос, может быть, особенно неблагоприятный (здесь Зиновьев имел в виду назревающую «военную оппозицию», проявившуюся четыре месяца спустя, на 8-м съезде РКП — Ю. Ж. ). Я знаю массу негодяев — генералов и офицеров, которые перебежали и перебегут на сторону наших врагов. Не было такого места, где бы они не изменили. Но, я думаю, что в общем и целом мы поступали правильно, привлекая их на службу...

Армия — такой механизм, что нельзя обойтись без людей, имеющих эти навыки, эти сведения. Мы продолжаем готовить свой комсостав... Но в свое время мы не могли обойтись без старых офицеров. И мы говорим: возьмем 100 офицеров; 50 убегут, а 50 останутся и будут работать... Мы не можем создать революционной армии без контрреволюционных офицеров. Не надо этого бояться, а надо принять этот факт».

И так заключил доклад: «Для того, чтобы довести дело революции до победы, нельзя скидывать со счетов ту часть мелкой буржуазии, которая к нам идет. Мы должны ее звать и заставить служить делу коммуны»¹⁶³.

Зиновьев помянул в докладе Гороховую, подразумевая ЧК, чисто полемически, но, к сожалению, не ошибся. Действительно, хотя и прекратились саботаж чиновников, забастовки интеллигенции, остались большевики, видевшие в каждом образованном человеке врага, «недобитую контру». И Зиновьев с этим ничего поделать не мог — ему, члену ЦК РКП, кандидату в члены ПБ, петроградская ЧК не подчинялась. Действовала либо по собственному усмотрению, либо по указанию Москвы, вот это-то и привело к рецидивам махаевщины.

В феврале 1919 года в Москве возобновили аресты левых эсеров. Заодно в Петроград была направлена телеграмма с требованием немедленно арестовать проживавшего в Детском (бывшем Царском) селе Р. В. Иванова-Разумника. Публициста, действительно очень близкого к ЦК левых эсеров, но не состоявшего в этой партии. Редактировавшего литературные отделы журналов «Заветы» (1912— 1914 гг. ), «Наш путь» (1917 г. ), газеты «Знамя труда» (1918 г. ). При обыске у Иванова-Разумника обнаружили телефонную книгу, которая и послужила чекистам для продолжения следствия.

Иванова-Разумника доставили на Гороховую 13 февраля, а через день туда же привезли задержанных по телефонам в его книжке писателя А. М. Ремизова,