Гримус

Но стоило Взлетающему Орлу снова увидеть перед собой двух бледных граций, как все его тревоги ушли. Он сидел, потягивая вино К., борясь с дремой и прислушиваясь к ленивому разговору Черкасовой и Грибб, описывавших неторопливые, бесцельные, гипнотические круги по комнате. Белые ведьмы продолжали ткать свои неосязаемые чары, оплетать его шелковыми путами. Именно благодаря этим женщинам, вопреки теоретизации Грибба, вопреки Мунши и даже вопреки Виргилию Джонсу, город К. приобрел для него действительные реальные черты. Город принял его, что воплотилось в официальное заявление Черкасова, но физическое притяжение, первые узы, возникли в нем от близости этих двух женщин, кружащих подле него как мотыльки около свечи. Взгляд проплывающих мимо зеленых глаз смешивался со взглядом серых. Чистая Эльфрида, искушенная Ирина, усталый Орел. Чары, о которых никто из этих троих понятия не имел и существование которых станет понятно им только тогда, когда будет уже слишком поздно, облекали их тонкой паутиной. Белые колдуньи трудились, трудились неустанно…

– Я немного устала, – томно проговорила Эльфрида Грибб, – и теперь нам придется уйти. Такая жалость – чудесный вечер в самом разгаре.

Миссис Грибб взглянула на графиню почти с любовью, за которой крылось что-то противоположное любви; провожая Гриббов и Взлетающего Орла до двери, Ирина была сама забота.

Эльфриде показалось раздражающим то слишком затянувшееся рукопожатие, которое Ирина позволила себе с Взлетающим Орлом и выражение (благодарности? раскаяния?) в глазах графини – но она торопливо одернула себя.

Все это, конечно же, ее не касалось. Какая ей разница? Она любит мужа. Всем известно, что ее муж любит ее. Ни для кого не секрет, что брак Черкасовых только видимость, фасад, который и граф и графиня продолжают сохранять из обоюдной врожденной нелюбви к скандалам. Какое ей дело до того, что Ирина Черкасова думает о Взлетающем Орле или он о ней?

Однако всю дорогу домой Эльфрида пребывала в непривычно плохом настроении.

Что касается Взлетающего Орла, тот был озадачен результатами своего второго вечера в К. так же, как и результатами первого.

Маленькие насекомые, порождения ночи, мельтешат около их лиц. Завершилась очередная сцена.

Глава 39

Ослица Гриббов, вероятно, самая послушная и ласковая ослица из всех известных ослиц, неторопливо рысила вдоль Дороги Камня, неся на спине озабоченного Взлетающего Орла. Накануне большую часть дня он занимался изучением своего нового дома – его душа не переставала разрываться от противоречивых желаний разобраться в сути встретившихся ему рассогласованностей и аномалий и остаться, забыв о своих крамольных просьбах и намерениях, в кругу недавно приобретенных друзей. Насколько ему дали понять во время вчерашней беседы у графа, эти два его желания взаимно исключали друг друга. Принимая объяснения Виргилия Джонса по поводу случившегося с ним по пути к городу как истину, он тем самым исключал себя из общества К., в котором существование Гримуса и его Эффекта отрицалось; принимая же официальную доктрину Грибба, он был обязан отринуть как злое безумное наваждение не только услышанное от Виргилия, но и увиденное собственными глазами; отдаться одновременно обоим желаниям Взлетающий Орел не мог, как не мог пока выбрать для себя что-то одно. Его путешествие в мир собственного «я» оставалось непреложным, хотя и необъяснимым фактом. Чем могли быть порождены его видения? Возможно, наркотиком? Тогда как объяснить появление в зеркале ванной призрака сестры Птицепес? Неужели граф крепит свое вино чем-то наркотическим? Внутренняя борьба доводов и контрдоводов не прекращалась в нем ни на минуту, то затихая, то вспыхивая вновь; он чувствовал себя всеми отвергнутым, таким же глупым и покорным, как бредущая под его седлом ослица, чьему суженному шорами горизонту он начинал завидовать.

– Каким образом вам удалось опровергнуть миф о Гримусе? – спросил он Грибба.