– Спуск разрешаю, – раздалось из динамиков среди треска электронных помех, и все четверо почувствовали, как начинает раскручиваться шнек, скользя спиральными полостями по насечённой в горизонте резьбе. Давление и температура нарастали постепенно. Подача дыхательной жидкости в костюмы увеличивалась, пока в какой-то момент не сработали предохранительные золотники, герметично закупорив отверстия. Аммиачный фреон побежал по трубкам охлаждающей системы, но его было недостаточно, чтобы справиться с нарастающей внутри костюмов жарой.
В какой-то момент Гаценко показалось, что черно-белый экран сонара на внутренней поверхности шлема стал ярко-красным, и в следующий миг сознание покинуло его.
15 января 20ху года. 06:41
Первым, что увидел Гаценко, было не изображение на сонаре, а медленно плывущее в дыхательной жидкости облачко ярко-красной крови. Её натекло достаточно, чтобы мешать обзору. Гаценко коснулся большим пальцем кнопки на внутренней поверхности перчатки, и в шлеме включился фильтр. Кровавое облачко утянуло в сифон, а изображение на экране, наконец, стало различимым. Массивный твердый пол. Нависающий в десятках метров над головой потолок. И бесконечное пустое пространство, уходящее на все четыре стороны, куда не добивало мощности сонара. Недалеко виднелись округлые фигуры коллег, занятых работой.
– О! Студент включился! Живой? Приём! – прохрипел из динамика Чих.
– Проснулась, спящая красавица? – раздался голос Скочинского. – Не переживай. От тебя никто большего не ждал в первый раз. Нам нужен балласт в шнеке, нежели четвертый шахтер. Но заодно и новичка обкатали.
Лишь после этих слов Гаценко увидел, как одна из фигур обернулась, помахала ему рукой и начала жестикулировать. Как будто изображение запаздывало за звуком.
– Точно, – произнес он, не включая гарнитуру. – Сонар.
Сигнал связи шел только в одну сторону. От передатчика к приемнику. Сигнал сонара же должен был пройти сначала от передатчика до цели, а затем вернуться обратно, проходя путь в два раза больше. Задержка менее двух секунд, но почти незаметная вблизи разница увеличивается по мере увеличения расстояния. Включив передатчик, Геценко сказал:
– Я в норме. Готов работать.
– Запрещаю, – отозвался Скочинский. – В следующий раз. А сейчас отдыхай и готовься к подъему.
15 января 20ху года. 07:12 по местному времени. Третий и восьмой сейсмологические посты доложили старшему сейсмологу об артефактах на графиках. Посты с первого по седьмой артефакт не подтвердили, и старший сейсмолог проигнорировал предупреждения. В 07:32 третий и восьмой повторно доложили об артефактах. Также артефакты, свидетельствующие об аномальном процессе, зафиксировали посты четвертый и шестой. Сейсмолог был вынужден доложить старшему смены.
Старший приказал немедленно поднимать шахтёров. Однако в 07:39 все восемь постов доложили уже на пульт старшего смены о новом крупном артефакте. В 07:40 связист констатировал потерю связи с люлькой. При попытке принудительно извлечь шнековую люльку из скважины был подтвержден разрыв трубчатого рукава.
15 января 20ху года. 07:55
Смена подходила к концу. Точнее, к концу подходил срок, который человеческий организм мог без особых последствий вынести на глубине. Собранные радиоизотопы шахтёры поместили в секцию трубчатого рукава, к которому крепился шнек. При подъёме они охладятся и будут извлечены в виде металлического керна. Гаценко, безучастно сидевший у шнека, таращился в свод горизонта. Вдруг раскатистый электронный шум ударил из динамиков по ушам, и связь отрубилась. Остальные почему-то ничего не заметили и продолжали работать как ни в чём не бывало. Геценко начал размашисто жестикулировать, чтобы привлечь внимание, когда на экране сонара он вдруг увидел что-то странное. Свод горизонта пошел волной. Через секунду все прекратилось, и связь потихоньку начала оживать. Чих и Красин, все еще не понимая, что пытается сказать Гаценко, грубо запихнули его в шнек. Все четверо заняли места в люльке внутри шнека, приготовившись к подъёму.
– Странно. С поверхностью нет связи, – произнес Скочинский. Чих густо забористо выматерился.
– Взяли студента на смену. Хорошая примета, мать!
– Да вы что? Не видели? – заорал Гаценко, убедившись, что его, наконец, слышат. – Свод волной пошел! Волной! Магнитный удар по передатчикам!
– Все понимают, что это значит? – севшим голосом спросил Скочинский.
– Видимо, все, кроме меня! – продолжал кричать Гаценко.
– Мы отрезаны сдвигом пласта.
В люльке шнека наступила тишина.
Первым пришел в себя Гаценко.
– И? Будем умирать?
– Есть другие предложения? – без энтузиазма поинтересовался Красин. – Это жизнь, малыш. Рано или поздно она заканчивается. У шахтёров иногда раньше, чем хотелось бы.
– А если это не жизнь? – напирал Гаценко.
– Не понял?