Так она совершила свою одинокую, исполненную торжественного значения прогулку, прежде чем вернуться в отель. Но до того как покинуть остров, Кирсти побывала на кладбище еще раз посреди ночи, хотя солнце Заполярья продолжало скудными лучами подсвечивать холодное и такое прозрачное небо. Данкен снова повторила свой путь пешком, добравшись до последнего ряда крестов, до могил молодых шахтеров. Затем она голыми руками вырыла в снегу семь неглубоких ямок – по одной у каждой могилы – и положила в них бутоны роз.
По возвращении в Канаду Данкен поняла, что не может больше держать своих планов при себе. Она ощущала потребность поведать миру, что собирается предпринять, и понять, какую это вызовет реакцию. «Как равноправному члену общества мне бы, например, не хотелось, чтобы какой-то ученый просто отправился туда и тихо сделал свою работу, – объясняет она. – Мне необходимо было бы знать, что именно происходит, и быть уверенной, что все делается с чувством ответственности и правильно. Я хотела публичного обсуждения достоинств и недостатков проекта. И если бы раздались громкие и дружные голоса протеста, я бы, наверное, остановилась».
Но произошло нечто противоположное. Люди по большей части одобрили ее планы, а те, кто не понаслышке знал об ужасах пандемии 1918 года, присылали Данкен письма, призывая ее завершить начатое, не жалея никаких усилий. «За три года я получила лишь три письма с выражениями озабоченности, но более сотни посланий от людей, которым уже перевалило за девяносто, буквально умолявших меня найти разгадку тайны», – говорит она. Некоторые письма содержали весьма деликатные личные подробности, а были звонки по телефону, после которых хотелось рыдать от умиления. И Данкен до сих пор хранит письма от переживших пандемию на своем рабочем столе «как напоминание, зачем я все это затеяла, и стимул двигаться дальше».