— Ты лихой джигит и заслужил свою награду! — проговорил он ласково, — а теперь скачи к султану Саладину, пусть ведёт войска прямо вон к тому лесу — там у рыцарей лагерь.
Туган-мирза бросился в ноги великому князю и поцеловал край его одежды, затем снова вскочил на коня, свистнул особым посвистом и умчался, словно буря, со своими татарами к центру позиции, где ещё кипел последний отчаянный бой.
— А тебя как мне благодарить, князь? — обратился он к смоленскому князю, — я тебе обязан жизнью. Если бы не ты, не спас бы меня шлем от меча этого Голиафа, — Витовт указал на поверженного маршала. — А твои смоляне грудью удержали врагов, они вырвали победу у немцев!
— Все в руце Божией, — отвечал князь Давид. — Он один властен и в победе, и в поражении.
— Но у земных владык есть власть награждать храбрость и отвагу. Говори, доблестный витязь, чем могу отблагодарить тебя за спасение?
— Дозволь, государь, с моими смолянами сделать натиск на Штейнгазен, — нерешительно проговорил молодой богатырь.
— Это не награда, — улыбнулся Витовт. — Я тебя не держу. Завтра утром я двину туда же мои полки. Помни, князь Давид Святославич, я у тебя в долгу. А князь Витовт никогда в долгу не оставался. Проси, чего знаешь, теперь или после, всё исполню, клянусь своим княжеским словом!
Он обнял князя Давида и крепко прижал его к сердцу.
— А теперь туда, туда! — Витовт показал на курган, на котором снова виднелось большое королевское знамя, — поздравить короля с победой.
Оруженосцы подвели коней обоим. Они помчались, окружённые уцелевшими литовско-русскими витязями.
Со всех сторон громадного поля, заваленного теперь десятками тысяч трупов, стекались к высокому холму, на котором виднелось королевское знамя, отряды польских и литовско-русских войск и отдельные воины, отбившиеся от своих хоругвей во время горячего боя. Тащились и ползли раненые.
Большинство возвращавшихся воинов тащили на арканах или гнали перед собою связанных пленных рыцарей и гербовых латников. Вдали неслись конные отряды, продолжая дело истребления и уничтожения. Рыцари и их воины пытались прятаться по кустам, лесам и болотам, но аркан татарина или дубина литвина приканчивали их и там. Только немногие, попадавшиеся на глаза польским витязям или наёмным дружинам, избегали общей участи.
Гостям рыцарским, и особенно герцогам Казимиру Штетинскому и Конраду Силезскому, не повезло в этот день.
Они рвались в бой с самого начала, в числе воинов первых знамен, введённых в бой великим маршалом, но гроссмейстер удержал их около себя, предлагая участвовать вместе с ним в последней атаке, которая должна была решить битву. Но, как уже знает читатель, атака эта успеха не имела, и оба герцога со своими оруженосцами и частью иноземных гостей едва успели пробиться сквозь заколдованное кольцо, которым их окружили союзные войска и думали найти спасение в бегстве к лагерю.
Но они ошиблись в рассчете. Их заметили, и тотчас же погнался за ними один из отрядов наёмного войска, к которому присоединилось несколько польских витязей.
Началась не битва, а травля. Словно диких волков, травили чехи и поляки своих врагов и наконец, после усиленной погони, настигли их. Лучшая лошадь в польском отряде оказалась у рыцаря Скарбки из гор, и он тупым концом копья сбросил с седла одного из всадников, бежавших перед ним. Только тогда, когда поверженный рыцарь повернулся грудью, его узнали преследующие: на его щите был красный гриф на белом поле, герб Поморья. Это и был сам знаменитый герцог Казимир Штетинский.
В ту же минуту чешский рьщарь Жмурко догнал ещё одного беглеца и готов был поразить его мечом, но тот в знак покорности сдержал коня и поднял забрало. И это был знатный гость рыцарский, герцог Конрад Силезский.
— Сдаюсь! — проговорил он мрачно и подал свой меч.
Остальные рыцарские гости, в числе сорока, предводимые Георгом Герсдорфом, невзирая на участь товарищей, ни на секунду не задержались, чтобы подать им помощь, и мчались без оглядки, преследуемые польским отрядом. Теперь, казалось, им удастся ускользнуть от преследованья. Кони у них были лучше, чем у большинства рыцарских воинов, а вооружение — гораздо богаче, лучшей выделки, а потому и более лёгкое. Вся надежда спасения заключалась теперь в быстроте ног их лошадей. Они неслись прямо к лагерю, рассчитывая найти там если не защиту, то хоть какую-либо помощь. При обозе для порядка было оставлено свыше 1000 человек хорошо вооружённых рыцарских пеших ратников.
Кнехт орденского войска
Но и эта надежда оказалась тщетной. Лагерь был уже взят быстрым налётом литовско-татарской конницы, и рыцарские драбанты преклонили колена перед победителями.
Вместо помощи стоявшая в карауле часть литовской конницы бросилась на бегущих рыцарей и заставила их кинуться в сторону. Погоня настигла их в ту же минуту, и рыцарские гости волей-неволей должны были сдаться. Окружённые со всех сторон, иноземные рыцари, видя превосходство неприятеля, побросали оружие и покорились своей участи. Один только старый рыцарь ордена Георг Герсдорф медлил. Он держал меч наготове, словно желая принять бой.