Вечерня продолжалась. В часовне было всего шесть братьев-рыцарей, да человек пять гербовых стояли у самой двери. И те, и другие были в полной форме, то есть в белых плащах с нашитыми на них чёрными крестами. Головы обнажены, но мечи на железных цепях висели на поясе у каждого.
Начальником конвента, во имя святого Фомы, помещающегося в замке Штейнгаузен, или Нейгаузен, как его величали нередко, был, как мы уже знаем, граф Карл-Христиан фон Брауншвейг.
Растратив в миру да на турнирах громадное состояние, оставленное ему отцом, преследуемый кредиторами, он вдруг задумал поступить в орден меченосцев и действительно добился цели.
В один из походов, периодически посылаемых на Литву великим магистром, он отличился необыкновенной храбростью и хотя не удостоился чести быть приглашённым к «почестному столу», но с радостью был принят в число братьев-рыцарей. А через несколько лет, проведённых в постоянных битвах с язычниками, к которым питал какую-то ненависть, он был избран командором конвента и прислан начальником в Штейнгаузенский замок и, вместе с тем, настоятелем монастыря (т. е. конвента) во имя св. апостола Фомы.
Гордый, недоступный, придирчивый к каждому мелкому отступлению от монастырского устава, граф Христиан не очень был любим братией, но они не могли не уважать его за храбрость и распорядительность в бою и в осаде. Замок стоял почти на самой границе с Литвой, и потому немудрено, что столкновения бывали часто.
Не раз уже литовцы рассчитывали нечаянным нападением взять замок, но всегда, вовремя замеченные, они встречали дружный отпор.
Блистательно удавшееся дело похищения княжны Скирмунды было задумано и решено под его влиянием, и рыцари ещё раз могли убедиться в рассудительности и храбрости своего вождя.
Граф был против экспедиции, предпринятой с девятью рыцарями великим комтуром Гуго Зоненталем, даже сказался больным и, скрепя сердце, отпустил трёх своих рыцарей в поход. Он говорил, что невозможно рисковать, нападая на целый возмущённый народ с относительно малыми силами и что гораздо лучше выжидать за крепкими стенами замка результатов похищения княжны Скирмунды.
Пылкий и увлекающийся Гуго Зоненталь был другого мнения, он был старший, и граф Брауншвейг должен был уступить. Возвращения рыцарей из набега ждали в этот вечер, поэтому командор приказал рыцарям-братьям не отлучаться, чтобы с достойной почестью встретить возвращающихся победителей или оказать помощь в случай преследованья.
Вечерня отошла. Рыцари не расходились, но молча прошли в трапезную и заняли место вокруг пылающего камина. Никто не хотел первый начинать разговора из боязни, что командор прервет говоруна резким замечанием.
— Не едут! — первый заговорил командор, — странно что-то. Солнце скоро сядет. Неужели они проведут ещё ночь в походе? Как ты думаешь, брат Карл? — обратился он к одному из рыцарей.
— Я ничего не думаю, брат командор, — отвечал мрачно рыцарь, — чему быть суждено, то сбудется!
— Нехорошо быть фаталистом! — строго заметил командор, — Бог нам дал свободную волю.
— Но люди написали строгие уставы, которые мешают её проявлению.
— Если наш устав тебе не нравится, брат Карл, почему ты не ищешь другого конвента?
— Всё во власти Божией, — отвечал рыцарь, — могу я переменить конвент, может и конвент переменить устав.
— Никогда! — резко воскликнул командор, — пока я жив, никогда!
— И жизнь, и смерть людей в руке Божией! — возразил упрямый рыцарь.
— Но суд над ослушниками в руках людей, поставленных Богом начальниками и судьями.
— Ни один волос не падёт с головы нашей без воли Всевышнего. На каждый суд есть аппеляция! — не унимался спорщик.
— Послушай, брат Карл, — вдруг заговорил командор, слегка смягчая тон, — зачем ты стараешься вывести меня из терпения?
— Разве иметь своё мнение преступно? Разве говорить, что без воли Божией ничего не совершается и что судьбы избежать нельзя — противно каноническим правилам? — продолжил возражать спорщик, зная, что ввиду скорого возвращения начальника в лице великого комтура, командор не решится принять против него энергичных мер, да и самый спор, как догматический, в пределах, дозволенных уставами, не мог быть сочтён за преступление.
— Ну, тебя не переспоришь! — резко проговорил командор и махнул рукою. Очевидно, он сдерживался и не давал воли своему бешеному характеру.
— А всё-таки, благородные братья, — проговорил он после молчания, — меня тревожит эта неизвестность. В случае удачи, гонцы давно были бы здесь.
— Позволь не согласиться с тобою, брат командор, — в свою очередь заговорил заведывающий стражею Гуго Фрейман, — в случае неудачи, отступающие были бы давно в замке!
— Твоя правда! — воскликнул командор, — встреча должна была произойти сегодня рано утром, следовательно, если отсюда до мерзостного языческого капища считать 10 миль, то и тогда беглецы были бы уже давно здесь! Их нет, значит, полная удача, и наши пируют на месте победы!
— И разоряют проклятое капище! — добавил капеллан, присутствовавший на совещании.