— При всём желании, я не могу исполнить требование князя Вингалы раньше нескольких дней, — сказал командор собравшейся братии. — Отец капеллан чрезмерно усердствовал в деле обращения княжны, на руках её следы оков, она истощена голодом и жаждой. Как можем мы отдать её в таком виде отцу? Ведь это будет новым вызовом!
— Лучше отдать так, чем отказать в выдаче! — заметил брат-госпитальер.
— Тут всё дело во времени, — ответил командор, — следы оков сгладятся через неделю, она оправится, а между тем, мы можем спросить совета у великого магистра или у гроссмейстера! Чтобы самим не быть в ответе.
— Но что же сказать её отцу? — спросил госпитальер.
— Я уже подумал об этом. Мы можем сказать, что она больна, в забытьи, что везти её теперь невозможно! Только бы время отсрочить! — заметил граф Брауншвейг.
— Но если послы потребуют её видеть? — вставил своё замечание брат Геро.
— Их можно не допустить, — возразил госпитальер. — Или даже, в случае крайности, разве медицина не даёт нам таких средств, с помощью которых человек, без вреда для здоровья, может казаться мёртвым!
— Вот это аргумент, против этого спорить не могу, — отозвался брат Геро. — Всю жизнь боялся я вашей латинской кухни, она людей и оживляет, и морит!
— Брат Геро, — строго произнёс командор, — мы собрались не шутки шутить, а решать важный вопрос. Я со своей стороны вполне разделяю мнение брата госпитальера: если послы будут настаивать, можно будет прибегнуть к снотворному зелью! Цель оправдывает средства.
Вся братия наклонением головы одобрила предложение своего начальника и отправилась по ранее определённым местам замковой стены в ожидании появления литовских посланцев.
Они не замедлили явиться, и снова звук рога заявил, что они ждут ответа.
По-вчерашнему командор с телохранителями выехал к ним навстречу.
— Каков будет твой ответ, старший из крыжаков? Принесла ли ночь тебе хорошие думы? — с усмешкой спросил Вруба.
— Со своей стороны я готов исполнить требование вашего князя, но, видно сам Бог кладёт преграду: княжна Скирмунда внезапно заболела и лежит в забытьи. Раньше недели вряд ли ей можно будет оставить замок, — командор старался говорить искренно.
— Новая уловка, — воскликнул Вруба, — отчего ты не сказал мне этого вчера?
— Вчера она была совсем здорова, а сегодня в ночь занедужила!
— Уж не так ли, как в Мариенбурге сыновья нашего пресветлого короля Витовта Кейстутовича? Знаем мы вас, крыжаков, человека уморить у вас нипочём, словно лисицу на приводе.
— Посол, как ты смеешь оскорблять меня?! — воскликнул командор.
— Не лги, немец, княжна здорова, ты только хочешь оттянуть время, чтобы собрать рать.
— Чем я могу убедить тебя? — возразил командор.
— Покажи мне больную княжну.
— Не могу я пустить в замок тебя как соглядатая, чтобы ты мог видеть всё устройство наших укреплений. Когда стемнеет, пошли выборного или ступай сам, я проведу тебя с завязанными глазами до покоя княжны, ты своими глазами убедишься, что она больна и ехать не может, дай знать князю — как он прикажет.
— Я не смею вернуться к князю без решительного ответа.
— В таком случае, вези ему мой ответ: согласен я на обмен, но княжна больна, вы не довезете её и двух миль. Ступай в Эйраголу, вернись с князем и с пленными.
— Чтобы вы, собравши ваших крыжаков, отбили их силой, — усмехнулся Вруба, — нет, брат, милости просим к нам, в Эйраголу. У нас стены высокие, а рвы глубокие. Помнишь, твои же слуги вымеряли? Там и обменяем пленных, только сумленье меня берет, что княжна недужна: не хочешь ли ты время проволочить да меня кругом пальца провести? Не на того напал. Изволь — будем ждать неделю, только ты мне княжну покажи. Никому не доверю, сам поеду! — решительно заявил Вруба. — Едем!
Командор смутился. Он не думал, что Вруба так легко согласится ехать в замок, где его мог ожидать тягостный плен. Он вспомнил, что мнимая болезнь Скирмунды — только предположение, и искал возможности выпутаться из этого положения.
— Изволь, — проговорил он после раздумья. — Я поеду спросить у рыцарского совета, можно ли тебя допустить в замок, и тогда дам тебе знать. Но помни, не иначе как одного, без оружия и с завязанными глазами.
— Ладно, — согласился Вруба, — но только помни, что если к полудню ты меня не допустишь к княжне, я возвращаюсь в Эйраголу, и тогда пусть рассудит меж нами сам великий Перкунас!
— Я согласен! — произнёс, в свою очередь, командор, — раньше полудня я дам тебе ответ. — Жди меня на этом месте.
Он торжествовал: у него было три часа впереди.
После вчерашнего разговора Скирмунда, подкрепленная пищею и утолившая мучившую её жажду, сладко и крепко уснула на мягком и чистом ложе, и в первый раз после целого месяца плена луч надежды сверкнул в её воображении.
Она слышала звук труб. Они здесь, они близко — её родные литовцы, они пришли за нею, они пришли вырвать её из позорного плена.