Гризельда

Эти несколько строчек, написанных кривым подчерком, настолько меня заинтересовали, что я предпринял новую попытку вспомнить об этом хоть что-то.

Вот только, сколько бы ни старался, ничего у меня не вышло.

Да, я частично восстановил память о минувших событиях и даже о том старике-лиходее, на вид офисном клерке со странным взглядом убийцы, который помог мне избавиться от болезненных воспоминаний. Зачем я это сделал, тоже припомнить не смог. Пока не смог. Но был точно уверен, что всему виной какое-то страшное послание, угроза, из-за которой я решил изуродовать свою личность, вместо того чтобы поквитаться с обидчиком или же найти первоисточник собственного страха.

Зажмурился, медленно путешествуя по обрывкам мысленных образов. И перед глазами встала картина канализационного люка на Пятьдесят второй улице, в тупичке между магазинами одежды от Ластерса и Корин.

Затем внезапно возник образ насекомого. Чёрный, с жёлтым пушком, жужжащий шершень качнул жалом в мою сторону, заставляя испуганно открыть глаза.

– Что это было? – произнёс я вслух и вновь пробежался глазами по строчкам.

Странно. Родителей не помню, однако точно знаю, что, будучи школьником, часто посещал частный дом Зоры Ринч. Её отец тогда был начальником ГУП. Отсюда и желание бойкой дочурки последовать по стопам отца.

Выходит, мы были знакомы с ней ещё со школы?

Вдруг яркий образ молоденькой красотки в клетчатом синем платьишке ошеломил до онемения. Уини. Моя первая жена, в которую я был влюблён до умопомрачения, возникла перед внутренним взором. Такая милая, такая… неземной красоты! Вети своей внешностью пошла в маму. Но скверный характер и присущую мне подозрительность унаследовала явно не от неё.

Горький вздох вырвался непроизвольно, стоило лишь вспомнить наши с ней ссоры. Она явно злилась на меня по неясной причине, но молчала и не говорила об этом, сколько бы я ни спрашивал. И каждый раз, стоило мне сжать пальцы в кулаки, она испуганно втягивала шею в плечи, будто ждала, что я её ударю. Иногда мне даже казалось, что она специально меня доводит, лишь бы проверить, смогу ли я стать моральным уродом, способным избить собственное чадо.

Но сколько бы она ни старалась, я никогда не давал волю эмоциям. Злость – это плохо, но от неё никуда не деться, потому что стоило мне услышать беспочвенные обвинения дочери в мой адрес, как я чувствовал боль в грудной клетке от того, что моя собственная плоть и кровь ни капельки мне не доверяет и тем более не любит. А один раз она даже назвала меня убийцей.

Да! В моём деле без этого никуда. Как она не понимает? Я вынужден защищать светлую часть нашего общества от тех отбросов, которые готовы пойти на всё, чтобы удовлетворить свои низменные потребности, убивать других людей, не моргнув и глазом. А степень морального разложения очередного лиходея иной раз пугала даже меня, тёртого в этих делах детектива Главного управления полиции. Чего стоила картина из пластинированных частей тела, на которую я наткнулся в одной из подворотен, расследуя дело об исчезновениях целой семьи с Сорок восьмой улицы.

Вздрогнул и поморщился от отвращения к собственным воспоминаниям. Наверное, благодаря таким вот подарочкам, прочно застрявшим в памяти, я и сделал с собой то, что сделал. Иного объяснения у меня не было. А вместе с тем подобная теория хорошо увязывалась с воспоминанием о люке, ведущем в подземелье Фено.

Быть может, я очень хотел спуститься к фанатикам и разгромить там всё к чёртовой матери? Так? Но что-то меня удерживало от этого шага. Что-то, что заставило сдаться и стереть свою память.

При мыслях о шантаже перед глазами возник образ моей восьмилетней колючки-дочери, Вети. Ветисса Боул, такая замкнутая и молчаливая, могла в одно мгновение закипеть и обнажить жгучее отвращение к собеседнику, ко мне в частности.

Я мотнул головой, прогоняя непрошеные мысли и попытался вновь сосредоточиться на деле о краже копии гримуара Парацельса, запрещённого к распространению, потому что в этом экземпляре книги присутствовал рецепт ферментного разложения органической материи, за которым гонялись многие лиходеи-алхимики. Именно это дело чуть не стало нераскрытым благодаря стараниям экс-криминалиста Феллоуза Флетчера. Казалось бы, мне стоило тогда насторожиться, потому что Фелз в прошлом был увлечённым могильщиком. Однако я на тот момент был сильно отвлечён другим делом.

Кстати, а каким именно?

Я нахмурился, переведя взгляд к наполовину пустой кружке кофе. Неприятный спазм изжоги отразился тупой болью в животе. Скривился и откинулся на спинку стула. Запрокинул голову и посмотрел на потолок.

– Глупости какие-то.

Но вот входная дверь квартиры приятеля громко хлопнула, и я услышал с порога истошный рёв:

– Беда! Джери, беда!

От такой неожиданности я чуть не упал на пол, сломав спинку хлипкого стула. Вовремя успел уравновеситься и схватиться рукой за стол. Вместо меня на пол ухнула кружка недопитого кофе, разлетаясь в разные стороны чёрной кляксой и множеством фарфоровых осколков.

– Что стряслось? – участливо спросил я, едва заметил обутого Лоуби в дверях комнаты.