– Ах ты, чертенок! – проворчал Лангдон; а затем, высосав кровь из укушенного пальца, он тоже стал смеяться вместе с Брюсом. – Да он ловкий! Пальца ему в рот не клади! Мы назовем его Забияка. Честное слово, Брюс, с тех самых пор, как я попал в эти горы, я всегда хотел иметь вот такого медвежонка. Я его возьму с собой на родину! Не правда ли, какой он забавный?
Мусква переместил свою голову, единственную часть тела, которая не была так туго перетянута, как у мумии, и оглядел Брюса. Лангдон поднялся на ноги и оглянулся назад на гребень горы, сливавшийся с небом. Его лицо вдруг потемнело и стало печальным.
– Четыре собаки!.. – сказал он так, точно говорил это самому себе. – Три внизу и одна наверху.
Он помолчал с минуту и затем продолжал:
– Я не могу понять этого, Брюс. Ведь до сих пор они загнали для нас целых пятьдесят медведей, и ни одна из них не погибла.
Брюс в это время обвязывал Мускву вокруг тела ремнем, сделав при этом нечто вроде ручки, чтобы было удобнее его нести, как переносят обыкновенно с места на место ведро воды или окорок ветчины. Он поднялся, и Мусква закачался в воздухе у него на ремне.
– Мы наскочили на настоящего убийцу, – ответил он. – А хуже хищного гризли нет на всей земле зверя, в особенности, когда ему приходится с кем-нибудь вступать в борьбу или охотиться. Собаки никогда не справятся с ним, Джимми, и если скоро не стемнеет, то ни одна из них не вернется назад. Они перестанут гнать его только в темноте, если хоть одна из них еще уцелела. Старик уже почуял нас, и вы можете держать пари, что он уже понял, что свалило его тут на снегу. Он удирает от нас и удирает во всю мочь. Когда мы увидим его опять, то это будет уже в десяти милях отсюда.
Лангдон сходил за ружьями, и когда вернулся назад, то Брюс уже стал спускаться вниз, неся с собой на ремне Мускву. Несколько минут они простояли на площадке, залитой кровью, на том месте, где Тир расправился со своими мучителями. Лангдон нагнулся над собакой, у которой гризли оторвал голову.
– Это Бисквит, – сказал он, – а мы всегда считали эту собаку самой трусливой из всей своры. А две другие – это Джэк и Тобер. Фриц остался там, на горе. Три самые лучшие наши собаки, Брюс!
Брюс оглядел всю площадку и показал вниз.
– А там еще и другая, – ужаснулся он, – вся расшиблась, ударившись о гору! Джимми, это уже пятая!
Лангдон крепко стиснул кулаки и посмотрел вниз с края пропасти. Он протяжно просвистел. Брюс понял значение этого свиста. С того места, где они стояли, им была видна в ста футах ниже вывернутая кверху грудь собаки. Это была любимица Лангдона. Она была его другом.
– Это Дикси, – сказал он и в первый раз почувствовал гнев, и лицо его было бледно, когда он опять вернулся на площадку. – Недаром же я так хотел покончить с этим гризли теперь же! Слушайте, Брюс. Никакие быстроногие лошади не смогут умчать меня отсюда, пока я не убью его. Если понадобится, то я останусь здесь до самой зимы. Клянусь, что я убью его сам, если, конечно, он не удерет отсюда совсем!
– Он этого не сделает, – ответил выразительно Брюс, продолжая спускаться с Мусквой далее.
До сих пор Мусква находился в том покорном состоянии, которое всегда бывает следствием крайне безнадежного положения. Он напряг каждый мускул, чтобы двинуть передней лапой или задней ногой, но был так туго стянут, как никогда не была стянута мумия фараона Рамзеса. Но теперь ему стало приходить на ум, что если он будет раскачиваться взад и вперед, то его мордочка будет иногда касаться ноги его врага, и тогда он сможет пустить в дело свои зубы. Он улучил для этого минуту и сделал это в то время, когда Брюс широко шагнул с камня вниз, предоставив таким образом телу Мусквы на одну сотую секунды задержаться на том камне, с которого он сходил. В один миг Мусква укусил его. Это был удачный, глубокий укус, и если вопль Лангдона нарушил молчание на целую милю в окружности, то крик Брюса был по крайней мере громче раза в полтора. Это был дикий, самый отчаянный звук, который когда-либо доходил до слуха Мусквы, даже более ужасный, чем лай собак: медвежонок так испугался его, что тотчас же разжал свою хватку. Но… странная вещь. Эти удивительные двуногие существа вовсе не мстили. Один, когда он хватил его за палец, только несколько секунд уморительно поскакал на одном месте и помахал раненой рукой, а другой сел на камень и стал покачиваться взад и вперед, держась руками за живот, и, широко раскрыв рот, стал издавать какие-то странные шипящие шумы. Его спутник тоже остановился и стал издавать такие же шумы. Это было простым смехом, но Мусква вывел одно из двух заключений: или эти смешные чудовища