Когда храм наполнился народом, двери святилища распахнулись, и глазам молящихся представилась ярко освещенная богиня, вся в гирляндах и цветах; ее многочисленные руки, казалось, двигались и трепетали. Народ восторженными кликами приветствовал появление богини и осыпал ее цветами. Зазвучали цимбалы, и крики толпы скоро перешли в дикое завывание. Вдруг на небольшой площадке перед изваянием мрачной Кали показался прекрасный, как бог, юноша с золотой тиарой на голове. Множество золотых браслетов украшало его руки, шею обвивало ожерелье, а на голую грудь спускалось несколько ниток жемчуга; красная ткань, облегавшая его стройный стан, красиво оттеняла белизну молодого тела. В одной руке юноша держал золотой жезл, в другой – небольшую флейту из слоновой кости.
С бесстрастно равнодушным выражением лица поднял юноша медленно жезл и простер его над затаившей дыхание толпой. Восторженный шепот пронесся по храму. Обернувшись к богине, Андре ударил ее жезлом, быть может, сильнее, чем следовало. Словно оскорбленная этим святотатством, богиня зашевелила руками, и с каждой из них сползло на пол по большой змее. Не смущаясь, поднес Андре к губам тумриль и заиграл. Моментально змеи подняли головы, надули их и мерно закачались перед идолом в такт музыке.
Кончил играть Андре, схватил огромного питона, чуть не в четыре аршина в длину, высоко поднял над толпой и обвил змею вокруг шеи грозного истукана.
Толпа пришла в неописуемый восторг:
– Уах! Уах! – кричали они. – Это бог! Это сам Кришна!
Повернувшись снова к народу, Андре повелительным жестом простер над ним жезл. Все пали ниц, а когда подняли головы – полубог исчез.
Брамины остались очень довольны молодым заклинателем, а верховный жрец Сумру сказал:
– Верно, Магадева коснулся перстами чела твоего – простому натху не внушить молящимся такого благоговейного восторга… Останься у нас, соверши очистительное омовение в священных водах Тривени и будешь служить при храме до конца дней своих, окруженный почетом и уважением.
– Такая честь не для меня, нечистого натха, – возразил Андре. – Да к тому же разве в Пуране не говорится: «Сын – первый слуга отца своего». Отец мой Мали стар, кто будет заботиться о нем, если я покину его? Я должен всюду следовать за ним, как собака, последовавшая за доблестным Панду в самый ад.
По душе пришлись браминам мудрые речи юноши, и Сумру, обратившись к Мали, сказал:
– Бог дал тебе сокровище, я не вправе отнять его. Ступай своей дорогой и возьми эти две золотые рупии, дар самой богини… А тебе, Андре, дарю медный перстень с изображением трезубца на нем. С этим перстнем можешь смело входить в храмы богини Кали – там всегда найдешь приют.
Брамин в знак прощания махнул рукой, и наши путники вышли из храма – им, непосвященным, нельзя было присутствовать при таинственной религиозной церемонии, совершаемой браминами ночью.
– Завтра надо нам как можно раньше тронуться в путь, – обратился Мали к своим спутникам, когда они отошли немного от храма, – пойдем где-нибудь переночуем подальше от этой шумной толпы… Удачный выпал для тебя сегодня денек, Андре. Теперь, когда у тебя перстень Сумру, кто посмеет усомниться, что ты не индус…
Глава X
Гималайские Тераи
Тераи – единственная в своем роде местность в мире. Даже тот, кто побывал в девственных лесах на берегах реки Амазонки или расчищал себе топором дорогу в саваннах Гвианы и в непроходимых лесах Габона, не может даже приблизительно представить дикую, величественную красоту страшных гималайских Тераи. Они тянутся на тысячи верст от берегов Сатледжа до реки Брахмапутры и отделяют плодородные равнины Ганга от Гималайского предгорья.
Сплошной горный хребет, почти восемь верст в высоту, словно каменной ширмой отгородил Тераи от северных ветров. Под палящими лучами южного солнца эта огромная местность без сомнения превратилась бы в бесплодную пустыню, не орошай ее многочисленные потоки, бегущие с ледников соседних гор. Горячая, влажная почва поросла могучей растительностью, богатство и дивное разнообразие которой могут дать нам понятие о первобытной флоре в те отдаленные времена, когда наша планета состояла из раскаленной лавы, покрытой лишь тонким слоем почвы, обильно орошаемой дождевыми водами, не успевавшими собираться на суше в моря и реки.