Они были на полпути с горы, когда ветер донес до Тира нечто и заставил его остановиться на некоторое время и с глухим, глубоким ревом злобно ощетинить на спине густую шерсть. Запах, который он уловил, донесся до него со стороны его скрытых запасов и составлял для него нечто такое, чего он вовсе не намерен был терпеть именно в этом самом месте. Он ясно ощутил присутствие другого медведя. Это нисколько не обеспокоило бы его при обыкновенных обстоятельствах и не расстроило бы его и в том случае, если бы этот медведь оказался самкой. Но запах шел со стороны солнца и как раз от того самого места, где он скрыл в расщелине между кустами можжевельника своего карибу. Тир уже не останавливался и уже больше не задавал себе вопросов. Ворча на ходу, он стал спускаться так быстро, что Мусква едва за ним поспевал. Они не останавливались до тех пор, пока не дошли до края площадки, находившейся между озерком и можжевеловой зарослью, так что Мусква задыхался и широко раскрыл рот. Затем он насторожил ушки, вгляделся, и каждый мускул на его маленьком тельце напрягся.
В семидесяти пяти ярдах ниже вся их добыча была разворованной. Вором оказался большой черный медведь. Это был великолепный представитель своей расы. Он, может быть, весил пуда на три-четыре меньше, чем Тир, но был почти так же высок, и его шерсть лоснилась на солнце, как соболий мех, – вообще это был громаднейший и сильнейший зверь, ворвавшийся во владения Тира, и притом не на один день. Он вытащил из-под земли труп карибу и, несмотря на то, что на него глядели Тир и Мусква, преспокойно его пожирал.
Мусква вопросительно поглядел на Тира. «Что же нам теперь делать? – казалось, хотел он спросить. – Ведь так он съест весь наш завтрак!»
Медленно, но очень спокойно Тир стал покрывать эти последние семьдесят пять ярдов. Казалось, что теперь он вовсе даже и не спешил. Когда они добрались наконец до лужка и находились ярдах в тридцати или сорока от захватчика, Тир остановился опять. В его позе не было ровно ничего угрожающего, но шерсть на плечах ощетинилась так, как этого еще ни разу не замечал Мусква. Черный медведь посмотрел на них из-за своей еды, и вслед за тем целые полминуты оба они не отрывали глаз друг от друга. Медленно, точно маятник, голова Тира стала раскачиваться с боку на бок; черный застыл на месте, как сфинкс. В четырех или пяти футах от Тира стоял Мусква. Чисто по-ребячьи он догадывался, что очень скоро должно было произойти нечто интересное, и так же по-детски готов был поджать под себя свой коротенький хвостик и броситься вместе с Тиром бежать или выступить с ним вперед и ринуться в бой. Он был крайне удивлен тем, что голова Тира стала раскачиваться, как маятник. И вся природа понимала, что должны были обозначать эти покачивания.
«Берегись! Гризли уже закачал головой!» – сделал бы первое предостережение охотник в горах.
Черный медведь понял это и, как и все другие медведи во владениях Тира, должен был бы отступить назад, круто повернуться и начать удирать. Тир предоставил ему для этого достаточно времени. Но черный медведь был новичком в этой долине, возможно, что еще ни одного раза не был бит, и считал здесь хозяином только самого себя. Он не двинулся с места. И первое грозное ворчание последовало именно со стороны черного.
Опять, медленно и совершенно спокойно Тир выступил вперед – и на этот раз прямо на своего врага. Мусква последовал было за ним, а потом остановился и пополз на животе. В десяти футах от останков карибу Тир остановился снова, и на этот раз его голова закачалась еще быстрее, и низкий, раскатистый рев вдруг вырвался из его полуоткрытой пасти. Черный медведь оскалил свои белые клыки, и Мусква испугался и заплакал. Опять Тир стал подходить каждый раз всего только на один фут, и на этот раз его пасть уже волочилась по самой земле, а громадное тело горбилось. И все еще черный медведь вызывающе не трогался с места.