Когда же наконец они сошлись настолько близко, что между их мордами едва мог уложиться деревянный аршин, то последовала пауза. Пожалуй, целых полминуты они походили на двух обозлившихся друг на друга людей, из которых каждый упорством своего взгляда старался внушить другому ужас. Мусква дрожал, как в лихорадке, и плакал; он плакал так горько и безутешно, что его вздохи услышал Тир. То, что последовало затем, произошло так быстро, что Мусква перепугался не на жизнь, а на смерть, лег на живот и оставался без движения, как камень. С яростным, громким ревом, присущим одному только гризли и никакому другому животному во всем свете, Тир бросился на черного медведя. Черный немножко подался назад, но настолько, чтобы иметь возможность броситься на него со своей стороны, если они начнут сходиться грудь с грудью. Он повалился на спину, но Тир был слишком опытен, чтобы пойматься на такую коварную удочку и дать черному медведю возможность распороть ему живот задней ногой, а потому вонзил своему врагу в плечо зубы до самой кости. В то же время он нанес ему страшный удар левой лапой. Но Тир был копателем, и потому когти у него были тупы, тогда как черный медведь раскопками не занимался, а был ползуном по деревьям, и потому когти у него были остры, как ножи. Как ножи, вонзились они Тиру в его уже раненное плечо, и свежая кровь брызнула из него во все стороны.
С ревом, от которого, казалось, сотряслась вся земля, громадный гризли откинулся назад и поднялся на задние лапы во всю свою девятифутовую вышину. Этим он дал предостережение черному. Даже после этой первой схватки его враг мог бы отступить спокойно, и он не преследовал бы его. Но это была дуэль на смерть! Черный медведь не только ограбил его. Он открыл у него старую рану, и притом рану, нанесенную человеком! Минутой раньше Тир сражался бы с ним по всем правилам дуэли, без малейшей злобы или желания убить. Но теперь он уже рассвирепел. Он широко разинул пасть, губы его поднялись и обнажили белые зубы и красные десны; мускулы на носу напряглись, как струны, и между глазами появилась складка, точно щель, вырубленная топором на сосновой колоде. Его глаза сверкали, как два граната; их зеленовато-черные зрачки совершенно потерялись в засверкавшем в них огне. Глядя в этот момент на Тира, можно было сказать с уверенностью, что один из них после этой дуэли не останется в живых.
Тир был не из «стоячих» дуэлянтов. Он оставался на задних ногах всего только шесть или семь секунд и, как только подошел к нему черный медведь, он тотчас же опустился на все четыре ноги. Черный предупредил его как раз на полпути, и после этого в течение нескольких минут Мусква прижимался к земле все ближе и плотнее и, наблюдая за начавшейся борьбой, тоже стал сверкать глазами. Борьба становилась беспощадной. Это была драка, какой еще не было видано ни разу во всех джунглях и на всех этих горах, и рев от нее разносился по всей долине. Как два человеческих существа, оба гиганта пускали в ход свои могучие передние лапы, в то время как зубами и задними лапами они старались только распороть и разорвать друг друга на части. Целые две минуты они стояли, крепко обнявшись, и затем повалились оба на землю. Черный медведь жестоко действовал когтями; Тир главным образом пускал в ход зубы и свою ужасную правую заднюю ногу. Он не старался передними лапами бить своего врага, но только держал его ими или же отбрасывал его прочь. Он стремился подобрать его под себя, как сделал это с карибу, из второго выпустил потом все внутренности. То и дело он вонзал в мускулы врага свои длинные клыки; но в работе клыками черный медведь оказался еще проворнее, и правое плечо Тира в буквальном смысле слова было разорвано на куски, когда дело дошло до зубов. Мусква слышал, как они щелкали ими в воздухе; он слышал, как зубы одного ударялись о зубы другого, как болезненно трещали у них кости, и видел, как черный медведь вдруг повалился на бок, точно у него подломилась спина, и как Тир схватил его за горло.
И черный медведь все еще старался от него отбиться, хватая его ослабевшими уже челюстями, тогда как гризли еще плотнее сжимал ему горло зубами. Мусква вскочил на ноги. Он все еще дрожал от страха, но испытывал уже какое-то новое и странное ощущение. Это вовсе не была игра, в какую он обыкновенно играл со своей матерью.