Гризли

В первый раз в жизни он увидал настоящую драку, и трепет зажег в нем кровь и потряс все его маленькое тело. С тихим, чисто детским ворчанием он тоже бросился вперед. Его зубки безобидно стали вонзаться в густую, длинную шерсть черного медведя и тянуть его за волосы. Он тащил за них и ворчал; он бросался на врага передними лапками и, охваченный слепой и безотчетной ненавистью, вырывал из него волосы целыми прядями. Черный медведь распростерся на спине, и одна из его задних лап полоснула Тира вдоль всего тела от груди до промежности. От такого удара выскочили бы кишки из карибу или оленя; после него на животе у Тира осталась красная, открытая, кровоточащая рана в три фута длиной. Чтобы это не повторилось во второй раз, гризли навалился на черного медведя сбоку, и его второй удар пришелся как раз по Мускве. Он дал ему такого шлепка ладонью, что медвежонок отлетел на двенадцать футов в сторону, точно брошенный камень.

Но теперь он уже рассвирепел. Он широко разинул пасть, губы его поднялись и обнажили белые зубы и красные десны…

В это время Тир разжал челюсти, выпустил из них горло своего врага и отвалился от него в сторону на два или на три фута. Он истекал кровью. Ею залиты были плечи, грудь и спина черного медведя; целые куски мяса были у него вырваны из тела; он хотел было подняться, но Тир насел на него опять. На этот раз он нанес ему уже самый смертельный удар. Его громадные челюсти сжались в мертвой хватке в верхней части носа черного медведя. Последовал ужасный треск – и дуэль окончилась. После этого черный медведь уже не мог больше оставаться в живых. Но Тир этого еще не знал. Теперь уж для него было легко пустить в ход когти задних лап. Целых десять минут после этого он продолжал колотить, точно молотом, и рвать черного медведя на части, хоть тот давно уже был мертв. И когда он уже окончательно справился с ним, то на место дуэли было страшно взглянуть. Земля была вся взрыта и пропитана кровью; по ней были раскиданы клочья шкуры и куски мяса; а сам черный медведь лежал разодранный пополам от начала и до конца.

А за две мили отсюда, бледные и чуть дыша от волнения, скорчившись у камня на горном скате, на них смотрели в свои зрительные аппараты Лангдон и Брюс. На таком расстоянии они были свидетелями ужасного зрелища, хотя и не могли видеть медвежонка. Когда Тир остановился наконец, тяжело дыша и истекая кровью, над своей бездыханной жертвой, Лангдон опустил бинокль.

– Ужас, что такое!.. – проговорил он.

Брюс вскочил на ноги.

– Идем! – воскликнул он. – Черный медведь погиб! Если мы попадем вовремя, то и гризли будет наш!

А там, внизу, на лугу, Мусква подбежал к Тиру с куском еще теплой шкуры в зубах, и Тир опустил свою большую, истекавшую кровью голову и в первый раз высунул красный язык и ласково стал лизать им мордочку Мусквы. Маленький рыжеголовый медвежонок показал себя героем и, может быть, Тир это заметил и понял.

Глава X На перевале

Ни Тир, ни Мусква даже и не подошли к останкам карибу после этой дуэли. Тиру было вовсе не до еды, а Мусква так дрожал от возбуждения и страха, что не смог бы проглотить и куска. Он все еще продолжал трепать кусок черного меха и ворчал и рычал так, точно сам покончил с тем, что было только начато другим. Это выходило у него совсем по-детски. Несколько минут гризли простоял, понурив громадную голову, и кровь вытекала из него и собиралась под ним целыми лужами. Он смотрел на долину. Ветра почти не было, он так был незаметен, что нельзя было разобрать, с какой стороны он дул. Но один из горных бризов все-таки долетел до Тира, когда он смотрел на восток. И вместе с ним до него донесся чуть слышный, но ужасный запах человека!

Выйдя из состояния летаргии, в которое Тир позволил себе погрузиться на один момент, он вдруг пришел в себя, встряхнулся и заревел. Его ослабевшие мускулы вновь напряглись. Он поднял голову и понюхал воздух. Мусква прекратил свое тщетное единоборство с куском меха и тоже понюхал воздух. В нем теперь ясно ощущался человечий запах, потому что Лангдон и Брюс уже подбегали к ним со всех ног и были все в поту, и этот запах человеческого пота еще более сгущал воздух. Это исполнило Тира новой яростью. Во второй уже раз он почуял этот запах, будучи раненным и истекая кровью. В нем уже ассоциировались запах человека и боль, и теперь и то и другое вдвойне обрушилось на него. Он повернул голову и заворчал, глядя на изуродованное тело большого черного медведя. Затем он с угрозою зарычал навстречу ветру. Он совсем не собирался бежать. Если бы в эти минуты Брюс и Лангдон находились от него так близко, что он мог бы до них достать, то им пришлось бы считаться с такой его яростью, которую уже ничем нельзя было бы сдержать и которая стерла бы с лица земли самые их имена.