Гризли

Мне стоило только вдохнуть мгновенно заполнивший салон авто запах возбуждения Яра, чтобы разум, как по щелчку, переключился с бесившего все сильнее последнее время дерьма, которым вдруг стала казаться моя жизнь, на ту мучительную жажду секса, что изводила ежечасно после возвращения из проклятущего леса. Ладно, жизнь моя была дерьмом задолго до этого, почти всегда, просто теперь это было дерьмо иного качества. Работа увлекала, пусть и утомляла, но я справлялась все лучше, а значит, психовала по этому поводу гораздо меньше. Но вот эти, бл*дь, унылые молчаливые вечера… Такое чувство, что кроме работы, стоило ей начаться, у меня вдруг больше ничего и не осталось. Длинный практически сторонился меня, не предлагая потусить, и какого-то хрена я и сама ни на что не могла завестись. Будто у меня блок зажигания в башке оказался временно недоступен. Хотя не полностью. Вот на гризли он, зараза, срабатывал с полпинка, даже на мысли о нем, даже вот на его запах. Особенно на запах. Когда сидел на моем гадском диване изваянием, у которого только глаза ко мне как суперклеем присобачены и стояк то и дело начинает выпирать, реагируя на мои провокации. Член реагирует, сука, а сам медведина знай сидит себе. Хренов камень! Мне его так моментами хотелось, что аж слезы унизительные наворачивались и горло сводило. Сбегала в ванную, чтобы не взбеситься и не начать одежду зубами с него рвать, требуя отыметь. И это больше всего обозначивало некий пробел, дыру, недостаточность, образовавшуюся внезапно в моем существовании. Держалась, все больше погружаясь в мрачную трясину внутри, убеждая себя, что хорош, один раз навязалась, пришла, а он мне что? Вот условия свои бл*дские выкатил, ага. С чего это я должна опять уступать? Ему трахаться разве охота меньше, чем мне? Ха-ха! И с какой, собственно, стати ставить меня перед выбором: или секс, или безопасность для моего сознания? Кто право такое давал, и где тут справедливость?

Но сегодня просто бомбануло уже. Захотелось добить, расхерачить в клочья эту его брехливую невозмутимость. Да именно этого. Ровно до той секунды, пока чертов гризли не явил миру свой огромный хрен. Мне он его явил, мне-е-е, пусть сосет весь этот мир остальной! Стоящий уже колом и сверкающий в свете уличных фонарей протекшей смазкой. А у меня от вида этого вокруг позвоночника как спираль под током обвилась, изгибая, бедра с ягодицами конвульсивно напряглись, грудь и живот заныли. А между ног потянуло, разом намокло, набухло, готовое именно для него мгновенно. Оголодала мигом, вспомнив во всех мельчайших нюансах, какой он на ощупь, как у меня волосы шевелиться начинают, когда проталкивается в меня, распирая, переполняя.

Схватив меня за загребущую руку, Яр потянул к себе, одновременно сдвигая сиденье до предела назад с такой силой, что в нем что-то хрустнуло подозрительно. Едва очутившись на его коленях, я обхватила свободной рукой его затылок, невольно замычав от колкости коротких волос, что уже так хорошо знала, помнила, без чего мне было… пусто? Такая мелкая, незначительная херня, но неожиданно она получилась до безумия значимой. Сама напала на его рот, встреченная таким порывистым ответным движением, что тут же появился вкус соли и меди. И без этого меня ломало. Ощутила только сейчас, прямо в момент этого жесткого столкновения, но так отчетливо, что, жадничая отчаянно, вывернула из захвата гризли вторую руку, для надежности вцепляясь и ею в кожу головы Яра. Чтобы не сбежал, не отстранился, не лишил меня и капли этого вкуса, без которого я как больная вся была. Не целовала — поедом ела, вылизывала до судорог под ложечкой его рот, цепляясь пирсингом за зубы, отчего мой медведина взбрыкивал подо мной и стонал. Нет, эти звуки и стоном не назовешь. Гортанное, животное, просто нечленораздельное признание степени жрущей его похоти. Которая для меня, ко мне. Яр шарил по телу, куда доставал, тискал ягодицы, нырял ладонями под футболку, отпихивая лифчик со своего пути. Лапал сиськи, которые я буквально вталкивала в его руки, ерзая на нем, выгибаясь. Дышать было нечем, жара вдруг накрыла адская, но я всхлипывала и едва не скулила, прося совсем не о возможности получить больше воздуха.

Яр рванул мою ширинку, пропихивая кисть в мои джинсы, и сразу же, без промедления и осторожности накрыл лобок. Заорав, я вскинулась на нем, спину прошило импульсом острой сладости. Но ему этого оказалось мало, и он, не останавливаясь, проскользнул в меня сразу двумя пальцами, большими, шершавыми, заставив снова зайтись в хриплом крике. Мышцы внутри задергало, сжимая его во мне, желая его проникновения больше, глубже. Мой гризли заворчал сквозь зубы, вглядываясь мне в лицо. Веки отяжелевшие, взгляд как у одержимого, лоб в блеске пота, желваки побелевшие выперли.

— Мокрая вся… Горишь… — пробормотал он невнятно, захватывая волосы на затылке в кулак, и толкнул одновременно меня к нему, возвращая к поцелую, и пальцы в мое тело глубже, с проворотом кисти, до самых костяшек.