Гробница древних

Фатом взяла на себя организацию нашего отъезда из Лондона, хотя и опасалась покидать наше убежище даже для того, чтобы договориться о транспорте. Мы решили выехать в тот же вечер под покровом темноты и отправиться в Сент-Олбанс. Там нам предстояло сменить экипаж и двинуться на северо-восток, в сторону Мальтона. Дальтон заверил нас, что в Сент-Олбансе сможет приобрести более быстрый транспорт и это немного сократит время путешествия в Северный Йоркшир – с божьей помощью и не менее божьими тварями, упряжкой хороших лошадей.

Все это объяснили Матери, которая молча выслушала, кивая. Ее неизменная блаженная улыбка стала еще шире, когда она осознала, что мы собираемся в Холодный Чертополох.

– Хорошо, – ответила она. – Я бы хотела увидеть место, где был побежден Отец.

Я ничего не сказала и отвернулась, чтобы скрыть свое разочарование. Он, безусловно, не чувствовал себя побежденным.

Глава 13

Я видела во сне серебристо-черный зал и звездный коридор, ведущий в вечность. Надо мной возвышался, поднявшись на задние ноги, баран размером с гору. Он собирал ослепительно-белые небесные тела в созвездия. А в это время постепенно раскручивал свои кольца и предостерегающе скалил яркие, как звезды, клыки змей длиной с Темзу. Все происходило очень медленно. Битва двух невероятных существ разворачивалась перед моим взором не один час: у меня почти хватило времени пересчитать все звезды, которые образовывали их очертания.

Когда клык коснулся морды, звездные творения рухнули вниз, рассыпавшись у моих ног и свалив меня на стеклянный пол. Баран и змей, разбившись, засы́пали мелкими сверкающими осколками все вокруг. Казалось, кто-то разбросал драгоценные камни или хрустальная люстра упала и разбилась, усеяв пол острыми, все еще вращающимися кристаллами. Я подняла руки, и они тоже оказались звездами. Вскоре я пари́ла над всем этим, превратившись во что-то прекрасное. Что-то совершенно новое.

– Сколько можно спать? Топот лошадей, качка – такой грохот! Кошмар!

Проснувшись, я зевнула и посмотрела на сердитого попутчика. Как и планировалось, мы поменяли лошадей в Сент-Олбансе. Радушный человек средних лет одолжил нам две упряжки холеных кобыл, шкура и хвосты которых были ярко-желтого цвета. Они несли нас через Англию с немыслимой скоростью, и Кхент был прав, упомянув невероятный грохот, производимый копытами, когда они мчались по дороге. Казалось, даже грязь их не беспокоила. Сильные грозы отпугнули многих путешественников, и те отказались от своих странствий. Поэтому нам нетрудно было делать остановки в пути намного раньше намеченного срока.

Кхент кутался в толстый плед, который не спасал ни от сырости, ни от холода.

– Я невероятно устала, – сказала я.

Очевидно, Мэри чувствовала себя так же, потому что дремала возле меня, свернувшись калачиком. Мать, возможно, заснула, но утверждать наверняка было трудно, ведь ее лицо скрывала темная вуаль. Нашей упряжкой управляла Фатом, а Дальтон и Найлс по очереди были кучерами меньшей и более легкой кареты, от которой мы старались не отставать.

– Как твоя рука, – спросил Кхент, – нужна перевязка?

Я показала ему ладонь, которая почти полностью зажила. Отслоились и упали на пол несколько струпьев сухой черной кожи. Еще в убежище он приготовил отвар, который мне уже приходилось пробовать раньше, когда Джайлс Сент-Джайлс и Мэри пытались успокоить меня после нападения по дороге в Дерридон. Это был волшебный чай, вкусный и сладкий. Он успокаивал разум и ускорял заживление ран.

– Сейчас она только чешется, – сказала я. И снова мне почудилось, что непереводимая надпись на моей руке меняет очертания. – На что это, по-твоему, похоже?

Чем больше Кхент практиковался в английском, тем чаще общался со мной именно на нем. Однако порой он путался и возвращался к родному языку, когда не мог подобрать слово на английском.

– Ийу-ра.

Собачий язык.

– Но я знаю, что это невозможно, – с усмешкой добавил Кхент. – В письменном виде нельзя передать такие слова.

– Значит… звучит как собачий вой? Тебе кажется, что это напоминает вой? – спросила я, ответив улыбкой на улыбку.

Его фиолетовые глаза утратили живость.

– Нет… нет… Похоже на стон раненого животного.

– Похоже… – пробормотала я. – Какая-то тарабарщина.

– Прости, что я так говорю, эйтехт, но мне неприятно видеть эту надпись. Я не могу забыть слова, которые ты кричала в тот день, и беспомощность, которую я испытывал, когда та женщина колола и резала тебя. О, я знаю эту жгучую боль, но я сам просил ее, а ты нет.

Меня по-прежнему клонило в сон, и я опустила голову на руки. За окном проплывал залитый дождем сельский ландшафт.

– Кажется, я начала к нему привыкать.

Кхент приподнял густые брови и по-собачьи наклонил голову в сторону.

– Когда все закончится, я возьму тебя на пир. На настоящий пир. Со скорпионами и музыкой, от которой не заснешь. Только мы вдвоем, хорошо?

– Нет, Кхент. У меня разбито сердце и помутился рассудок. Кому такое может понравиться? – вздохнула я.

Кхент пожал плечами, уютно устраиваясь под клетчатым пледом. Судя по всему, он не обиделся.