Гробница древних

Мать уставилась на мою руку, потом на мужчину в ящике, и ее глаза наполнились слезами.

– Боги, – ответила она вместо Малатрисс. – Древние. Те, которые пришли раньше, но их заставили уступить.

– Некоторым из них еще только предстоит появиться, – добавила Малатрисс. – Многие решили вернуться сюда, чтобы погрузиться в сон.

– Именно… Именно здесь я родилась. – Мать подошла к пустому ящику-саркофагу и провела по нему ладонями. Там были и другие ящики, заброшенные или ожидавшие, что их вскоре заполнят. – Я храню воспоминания об этом месте. Мне оно тоже снилось.

– Поэтому я его и видела, – заключила я. – Потому что его помнит Отец.

Библиотека была темной, прямоугольной формы и с высоким потолком. Она простиралась настолько далеко, что, казалось, уходила в вечность. Это место, как и сказала Малатрисс, существовало вне времени. Я чувствовала, что должна говорить только шепотом, словно опасаясь потревожить спящих. Мать заплакала, и я бросилась к ней, не обращая внимания на тяжесть книги. Обняв ее за талию, я попыталась ее утешить.

– Прости, – сказала я, – мне не следовало приводить тебя сюда.

– Нет, – возразила она, улыбаясь сквозь слезы. – Так прекрасно снова это увидеть!

– Когда вы здесь на все насмотритесь, можете обратиться к Переплетчику, – объявила Малатрисс, стоя в стороне и лаская свою змею. – Здесь не существует времени, и я не тороплюсь лицезреть, как вы будете умирать. Раз уж вы сюда попали, то заслуживаете рассмотреть все великолепие Гробницы.

И я пошла вдоль бесконечного ряда ящиков, рассматривая богов и богинь внутри них. Они отличались друг от друга, но у всех было одинаковое выражение лица – спокойное и безмятежное. Мать осталась стоять, опершись на собственный пустой ящик. Мое любопытство несколько остыло, когда я наткнулась на что-то хрупкое. Кости. Я наступила на скелет, и его рука рассыпалась в пыль под моей ногой.

– Но… Я думала, что сюда могут входить лишь бессмертные, – прошептала я, в ужасе отпрыгнув. У меня и в мыслях не было надругаться над чьими-то останками, но пустые впадины черепа скелета смотрели на меня с осуждением. – Познать смерть и вернуться…

– Есть много способов почувствовать вкус смерти, – отозвалась Малатрисс. – Вы первые, по– настоящему бессмертные существа, которым удалось проникнуть в Гробницу.

Рассыпавшиеся в пыль кости потрясли меня, и я поскорее вернулась назад, поближе к Матери.

– Я понимаю, что тебя переполняют чувства, но надо спешить. Мои друзья в опасности.

– Конечно, – согласилась Мать, прижимаясь лбом к стеклу ящика-саркофага, – пойдем посмотрим на этого Переплетчика.

Чувствуя комок в горле и собрав все свое мужество, я повернулась к Малатрисс. Я уже встречалась с одним Переплетчиком, и при мысли о новой встрече каждая клеточка моего тела содрогалась от ужаса. Это существо причинило мне боль и страдания, однако вернуло нам Мать. Я вошла в Гробницу не для того, чтобы восхищаться богами – теми, которые уже ходили по нашей земле, и теми, которым только предстояло на ней появиться. Я должна была уничтожить Белую книгу и совершить ритуал, чтобы раз и навсегда порвать с Отцом.

– Только скажи мне… – начала я с тревогой, но в то же время нетерпеливо, потому что, хотя в этом месте время не имело значения, оно очень много значило в Йоркшире. И заметила, что в кошачьих глазах Малатрисс заплясал азарт. – Скажи мне, что будет потом. Я пришла сюда, чтобы уничтожить Белую книгу, а после намерена покинуть это место.

– Придет Переплетчик, – прошептала она, одарив меня демонической улыбкой, – и начнет снимать заклятие. Ты попросишь об одной услуге, а от тебя потребуют две. Ты попросишь о двух, но будешь вынуждена оказать три. Тщательно подбирай слова, малышка. В этом месте нет ничего бесплатного.

Глава 25

Однажды я, неисправимая нарушительница дисциплины старой школы Питни, украдкой выскользнула из кровати, чтобы насладиться ночным одиночеством. Находясь в школе-интернате, я вынуждена была терпеть беспрестанный шум. Даже после того как были задуты свечи и мы укладывались спать, кто-то обязательно храпел или кашлял целую ночь. А так как я всегда спала очень чутко, мне приходилось проводить бессонные ночи, считая дни до того, как занятия закончатся и мы получим короткую передышку. Меня никто не навещал, уехать я тоже не могла. Дедушка с бабушкой не хотели иметь со мной ничего общего, считая меня чем-то вроде птицы со сломанным крылом, которое невозможно вылечить. Поврежденным крылом, естественно, были моя противоречивая натура, мои странные черные глаза и неприятная для окружающих привычка говорить то, что думаю.

Когда наступали те долгожданные дни, я, избавившись от контроля, могла часами прятаться ото всех, сидя на дереве с книгой, а потом кидала камешками в белок вместе с моей единственной подругой Дженни. Семья никогда ее не навещала и не приглашала домой. Ее отец проигрывал все деньги, а мать была прикована к постели какой-то серьезной или придуманной немощью.