Гробница тирана

Родился я на Делосе, но так случилось лишь потому, что моя беременная мать Лето вынуждена была бежать туда от гнева Геры. Остров стал убежищем и для нас с сестрой, но я никогда не чувствовал себя там дома: с тем же успехом ребенок, рожденный на пути в больницу, мог считать домом заднее сиденье такси.

Гора Олимп? У меня был там дворец. Я бывал там по праздникам. Но Олимп всегда казался мне местом, где жили отец с мачехой.

Солнечный дворец? Старое пристанище Гелиоса. Я просто сделал там ремонт.

Даже Дельфы, мой величайший Оракул, изначально были логовом Пифона. И как ни старайся, запах старой змеиной кожи из вулканической пещеры ничем не выведешь.

Увы, за всю жизнь в четыре с лишним тысячи лет все моменты, когда я чувствовал себя как дома, случились за последние месяцы: когда я жил в домике со своими детьми-полубогами в Лагере полукровок; когда сидел за столом на Станции вместе с Эмми, Джо, Джорджиной, Лео и Калипсо и резал овощи к обеду; в Цистерне в Палм-Спрингс вместе с Мэг, Гроувером, Мелли, тренером Хеджем и колючими дриадами-кактусами; и вот теперь в Лагере Юпитера, где встревоженные, убитые горем римляне, несмотря на множество собственных проблем, несмотря на то, что я всегда несу с собой страдания и несчастья, приняли меня с уважением, поселили в комнате над кофейней и обеспечили одеждой из постельного белья.

В этих местах я чувствовал себя дома. Другой вопрос – заслужил ли я право считать их своим домом.

Мне хотелось подольше задержаться в хороших воспоминаниях. Я думал, что, возможно, умираю: лежу в коме где-нибудь среди леса, пока по венам распространяется впрыснутый гулем яд. И лучше уж пусть мои последние мысли будут хорошими.

Но мой мозг решил иначе.

Я оказался в Дельфийской пещере.

Рядом в темноте, в рыжевато-желтом дыму, двигалась хорошо знакомая мне фигура – Пифон, похожий на самого огромного и самого мерзкого в мире варана. Он источал отвратительный запах, и эта вонь причиняла мне физические страдания, сжимая легкие и выжигая носовые пазухи. Его глаза, как два фонаря, смотрели на меня сквозь сернистые испарения.

– Думаешь, они что-то значат? – От его гулкого голоса у меня застучали зубы. – Твои маленькие победы? Думаешь, тебе это что-то даст?

Говорить я не мог. Во рту по-прежнему стоял привкус жвачки. Я был рад этой приторной сладости, напоминающей, что за стенами пещеры ужасов существует целый мир.

Пифон подполз ближе. Я хотел выхватить лук, но руки меня не слушались.

– Ничего, – сказал он. – Те, кого ты погубил и погубишь, не важны. Даже если ты выиграешь все битвы, войну ты все равно проиграешь. Ты как всегда не понимаешь, что на самом деле на кону. Предстань передо мной – и умрешь. – Он раскрыл огромную пасть, и под змеиными губами сверкнули зубы.

– ОХ! – Я резко открыл глаза. Руки и ноги у меня дернулись.

– Отлично, – сказал кто-то. – Ты очнулся.

Я лежал на земле в каком-то деревянном доме вроде… ах да, конюшня. В нос ударил запах сена и конского навоза. Попона из мешковины колола спину. Надо мной склонились две незнакомые физиономии. Одна принадлежала симпатичному юноше, черные волосы которого спадали на широкий лоб и почти полностью закрывали его. Вторая – единорогу. Его морда блестела от слизи. Не мигая, он смотрел на меня огромными голубыми глазами как на мешок вкуснейшего овса. На рог его была надета крутящаяся терка с ручкой.

– Ох! – снова вырвалось у меня.

– Успокойся, дурень, – раздался голос Мэг откуда-то слева. – Ты у друзей.

Я ее не видел. Периферическое зрение вернулось ко мне не еще до конца: с боков все было розовым и раслывчатым.

Слабой рукой я указал на единорога:

– Терка.

– Да, – кивнул милый юноша. – Так проще всего посыпать рану стружкой единорожьего рога. Бастер не возражает. Правда, Бастер?

Единорог Бастер продолжал смотреть на меня. Я даже заподозрил, что он ненастоящий и ребята просто прикатили его в конюшню как реквизит.

– Меня зовут Праньял, – продолжал юноша. – Главный целитель легиона. Лечил тебя, когда ты только прибыл в лагерь, но тогда мы не познакомились, потому что ты был без сознания. Я сын Асклепия. Получается, ты мой дедушка.

Я застонал:

– Только не зови меня дедушкой. Мне и так плохо. А… а с остальными все в порядке? Как Лавиния? Хейзел?

Передо мной появилась Мэг. Очки у нее были чистые, волосы вымыты, к тому же она переоделась, а значит, я отключился надолго.

– Со всеми все хорошо. Лавиния вернулась сразу после нас. Но ты чуть не умер. – Голос у нее был недовольный, словно моя смерть доставила бы ей массу неудобств. – Ты должен был сказать, что рана снова разболелась.

– Я думал… Думал, она заживет.

Праньял нахмурил брови:

– Вообще-то она должна была зажить. Уж поверь, тебе была оказана вся необходимая помощь. Мы прекрасно знакомы с инфекциями, полученными от гулей. Обычно все проходит, если начать лечение в первые сутки.

– Но тебя, – сердито посмотрела на меня Мэг, – тебя вылечить не получается.

– Я в этом не виноват!