С его правотой было трудно спорить. Если вспомнить, как Луиза выглядела тогда, у Гробниц, и сравнить с тем, как она выглядела сейчас, то да. Но это в целом, а в частностях…
Широкий, цвета парного мяса, шрам фактически разделил лицо нашей подруги на две части, он начинался на лбу и тянулся до шеи, проходя через пустую левую глазницу. Так что работа хорошая, вот только смотреть на это страшно. Сильно страшно. Детское еще, по сути, личико — и шрам, которым не всякий вояка похвастаться сможет. Очень контрастно это все смотрелось.
— Ерао, — с трудом двинула губами Луиза, требовательно уставившись на Аманду своим единственным глазом.
— Что? — не поняла та.
— Ерао, — скривившись, повторила Лу.
— Рано говорить хочешь, — погрозил ей пальцем Идрис. — Сейчас нитки буду резать. Это немножко больно, но ты не бойся.
— Ерао! — Ладони Луизы сгребли края простыни и сжались в кулачки. — Ерао!
— Да зеркало ей нужно, — пояснил нам, недоуменно переглядывающимся, Карл. — Вот вы тупые!
Он повертел головой, углядел в углу туалетный столик с вделанным в него зеркалом и в два счета подтащил его к кровати, на которой сидела Луиза.
Та спустила ноги на пол, приблизила лицо к зеркальной глади и внимательно вгляделась в нее.
— И это мы тупые, — еле слышно шепнула мне на ухо Аманда. — Я Карла когда-нибудь убью. Или спасать не стану, когда он на свою голову очередную напасть отыщет.
— Посмотрела — и хватит. — Идрис с легкостью поднял столик и вернул его на старое место. — Пустое это все. Я вот своей старухе все эти зеркала даже покупать запретил. Она в него глянет, и начнется: «У меня морщины, я стала толстая, ты у меня молодость отнял». Э! Глупости какие! Нет, это все так, но для меня она все та же стройная Гульнара, которую я много лет назад одной весенней ночью у кярыза старого Рагута первый раз спиной на травку уложил. Что зеркало? Это стекло, оно неживое, что в него глядеть? Вот здесь она у меня отразилась, один раз — и на всю жизнь. Вот здесь. И здесь она всегда будет такой — молодой и красивой.
И Идрис несколько раз ткнул себя в грудь, туда, где билось его сердце.
Луиза очень внимательно его выслушала, а после обвела нас взглядом. В ее единственном глазу не было ни слезинки. И это, пожалуй, пугало куда больше ожидаемой нами всеми истерики. Деловитый у нее какой-то был взгляд, как у человека, который для себя уже все в этой жизни решил.
— Выглядит жутковато, — сказала Фриша невозмутимо. — Но это сейчас. Чего ты хотела, Лу, все только-только подживать начало. Со временем кожа разгладится, шрам побелеет, зарастет и не будет сильно заметным. Я тебе это точно говорю, я такое уже видела, у нас одному парню в квартале как-то всю рожу ножом изрезали.
Луиза молчала, только кривилась иногда от боли — Идрис вынимал из ее щеки тоненькие ниточки.
Мне очень хотелось что-то сказать, но слов я не находил. Да и так ли они были нужны?
— Вот и все, — сказал старый воин и впервые на моей памяти улыбнулся. — Прав был мой отец — когда человек доволен делом рук своих, то даже в сумрачный день он видит солнце.
Судя по взгляду Луизы, она не разделяла чувств своего врачевателя.
— Вот вы где, — в дверях покоев нашей подруги появился Равах-ага. — А я-то вас ищу, ищу. Что у вас тут?
В последние дни мы его почти не видели, он все время где-то пропадал. Утром выяснялось, что он уже ушел, а когда он приходил вечером, мы не знали, поскольку сами уже отправлялись на покой. Гарольд мне говорил, что хотел бы уточнить у него, как продвигаются дела с поиском капитана и корабля, но брать за горло нашего гостеприимного хозяина, поджидая его под дверью, возможным для себя не считал.
— Все любуются мною, — чуть пришепетывая, но уже вполне членораздельно ответила ему Луиза и повернула голову, показав Раваху-аге изуродованную щеку. — Как я вам?
— Такая же, как и раньше, — невозмутимо ответил тот. — Только взгляд стал немного другой, хотя это неудивительно. Вы взрослеете, друзья мои, а боль, потери и страдания тому способствуют. Я сам через это проходил, так что прекрасно вас понимаю.
— Мало вас всех в детстве пороли, — заметил Идрис. — Слово-то какое — «взрослеете». У меня вот на это времени не было. Помню, мой отец…
— Давай позже, старый друг, — остановил речи воина Равах-ага. — Просто мне необходимо кое о чем поговорить с этими молодыми людьми, причем сделать это надо быстро и срочно. У меня нет от тебя секретов, так что, если хочешь, можешь остаться с нами.
— Э нет, — махнул рукой Идрис. — Пойду. У меня своих секретов нет, так зачем мне чужие?
— Спасибо, — поймав его руку, произнесла Луиза. — То, что меня ждет, — это не жизнь, но если бы не вы, то и того, что у меня от нее осталось, не было бы.
— Слова от сердца, но глупые, — погладил ее по целой щеке старый воин. — Не бывает жизни плохой и хорошей. Она или есть, или нет. У тебя она есть. Смотри — вон твои друзья, вон твой мужчина, они рядом, они тебя любят, берегут. О чем ты говоришь, какой жизни у тебя нет? Глупая какая! Эшшь!
Он потрепал Лу по голове и вышел прочь.