Гробовщик

Некоторое время они молчали. Гробовщик ждал, когда монах уйдет, но Костилаки не трогался с места, будто хотел еще о чем-то спросить, но не решался.

— А кто убил твоего сына? — наконец выдавил он из себя.

— Не знаю.

— Это была случайность или месть?

— Не знаю.

Старик глубоко вздохнул и, подняв глаза к небу, изрек:

— Иногда детям приходится отвечать за наши грехи. Разве это справедливо?

— Не морочь мне голову! — отмахнулся от него Поликарп.

— Мне часто снятся люди из нашей общины. Детство. Война. Послевоенные страшные годы. Нам, пацанам, приходилось туго. Дрались с трущобскими не на жизнь, а на смерть. Нас спасала сплоченность. Дружба в общине ценилась превыше всего. Теперь уже там ничего не осталось, кроме кладбища и праха наших родных. Бывшие пацаны разбежались кто куда. Богатые уехали в Америку, середняки подались сюда, бедняки выбрали Крым, а совсем нищие остались на месте, но предпочли смешаться с другими народами, лишь бы выйти навсегда из греческой общины, из этого сатанинского вертепа! — Он замолчал, чтобы перевести дыхание — очень волновался.

— Ты плохо осведомлен, голуба, — воспользовался паузой Поликарп. — Видать, давно не был в тех краях. Греческая община существует.

— Существует шайка разбойников! — возразил старик. — Сюда часто приезжают люди из нашей общины. И каждого я стараюсь выслушать. У каждого своя жизнь и свои проблемы. Но всех их объединяет одно — ненависть к тебе, Анастас! К человеку, уничтожившему общину, превратившему жизнь наших людей в ад! Община существовала полвека. Тебе понадобилось два-три года, чтобы ее не стало.

— Ты все сказал, монах? — ухмыльнулся Гробовщик. — А теперь иди и займись делом! Ты выказал много желчи в разговоре со мной. Смири гордыню! Так, кажется, у вас говорят?

— Будь ты проклят, Анастас! — Старик плюнул ему под ноги и медленно побрел к храму, но на полпути обернулся и пообещал: — А за Христофора я помолюсь. Мальчик ни в чем не виноват.

«Все они обвиняют меня, но деньгами моими никто не брезгует. Даже монахи» — так думал Поликарп, вновь плывя над пропастью в кабинке.

Встреча с Дионисом Костилаки не прошла для него даром. Он снова мысленно вернулся в прошлое. Кто мог так жестоко ему отомстить? Греки начали разъезжаться сразу же после убийства Епифана Платонова и загадочного исчезновения его сына Платона. За этим последовало еще несколько убийств видных деятелей общины. Все, разумеется, понимали, чьих это рук дело. Понимали, что Анастас Карпиди, один из самых презренных членов общины, рвется к власти. Но не было такой силы, чтобы противостояла ему, и вскоре община подчинилась. А потом подчинились трущобы. Впервые за полвека примирились кровные враги. А потом подчинился весь район, прилегавший к кладбищу. Он, Гробовщик, был и остается негласным его хозяином. Для этого пришлось здорово потрудиться. Особенно туго пришлось с председателем райисполкома Овчинниковым. Его могила как раз открывает знаменитую аллею Героев.

«Значит, люди наши наведываются в этот монастырь. Может, монах что-то проведал? Мне показалось, что ему уже все было известно о Христофоре. И почему он так выспрашивал: «Месть или случайность?» Хотел выведать, кого я подозреваю? Ай да Дионис! Веселый бог пьянчужек! Неужели греческий след?»

О греческом следе он думал с самого начала. И прежде всего о Платоновых. Какие они, к черту, Платоновы? Карпиди всегда раздражало, когда греки русифицировали свои фамилии. Епифан был формальным и неформальным главой общины. Один из самых богатых людей в городе. Смотрел на Поликарпа свысока. Ему не пристало якшаться с уголовным элементом. И кладбищенская шайка Гробовщика его интересовала постольку поскольку. Когда исчез Платон, Епифан первым делом обратился в милицию. Только два варианта были в его дырявой башке: или это связано с бизнесом сына, или за Платона потребуют выкуп. И лишь на третий день он позвонил Карпиди: «Выручай, Анастас! Я себе места не нахожу! Не знаю, что делать, что предпринять?» Анастас выручил. Успокоил отца навечно. Снайпер, залегший на крыше той самой милиции, на которую так надеялся Епифан, не промахнулся. С сыном пришлось повозиться. Парень брыкался. Брали его двое лучших людей: маленький Фан и здоровяка Макс. Парня нужно было стереть в порошок, и ребята потрудились на славу. Потом он отправил их в Крым. Поликарп разрабатывал операции с немецкой педантичностью. Он называл это «стерилизацией». Макс, Фан и еще пара человек в особняке Платоновых, на берегу Черного моря, перестреляли всех, кого можно было перестрелять. На этом род Епифана кончился. Так кому же мстить?

Еще несколько греческих семейных кланов постигла та же участь. Возможно, у них остались дальние родственники и друзья где-нибудь в Америке, но месть на подобном уровне маловероятна. Так кому же мстить?

Греческие семьи, как правило, многодетны. И то, что убили сына, а не его самого, тоже указывает на греческий след, хотя…