Гробовщик

— Понятно. Так вот, товарищ жених, нам придется поставить в известность милицию. Это насильственная смерть. При вскрытии обнаружен обломок заточенной спицы.

— Чего? — ужаснулся видавший всякое вор и отступил на шаг.

— Проникающее ранение в области желчного пузыря, — заключил безжалостный доктор.

Следователь оказался мужиком не въедливым.

— Знаю, что на мокрое дело не пойдешь. — Он все время расхаживал по кабинету, старался не смотреть собеседнику в глаза, будто сам провинился, и вообще держался запанибрата. — Но помоги разобраться, черт возьми! Ведь за последний месяц это уже пятая спица! И всегда летальный исход! Правда, раньше были парни, а вот девушка… Непонятно… Тех укололи в драках. Они и не заметили ничего. Даже укола не почувствовали. Этот зверь всаживает заточку под ребра и тут же обламывает ее. Вот паскудыш!

— А что за ребята? — осторожно поинтересовался Жора.

— Хороший вопрос задал, — похвалил следователь. — Кладбище у Черной речки знаешь?

— Трущобы?

— Трущобы. Там, в этих трущобах, часто происходят стычки между местной шпаной и греческой общиной.

— Так нет ничего проще! — усмехнулся Блондин. — Откуда были те парни?

— То-то и оно, умник, что половина на половину! Двое греков, двое русских. Поди разбери! А теперь вот еще девчонка… — задумчиво продолжал следователь. — Парк Лермонтова… Совсем другой конец города… Не понимаю…

Зато Жора начинал кое-что понимать, но разве не западло авторитету помогать легавым, даже самым лучшим из них?

— Черномазого давно видели? — обратился он к своим ушлым во время очередной сходки.

Оказалось, что грек давно не шарит по карманам их клиентов.

— Может, шарит в другом месте?

— Ладно тебе, Жорик, мы в прошлый раз его так отделали!..

Но Блондин ничего не хотел слушать. Он сделал свирепое лицо и пронзил каждого своим стальным взглядом.

— Я должен знать, чем он промышляет. Я должен знать о нем все. И в первую очередь: имя, адрес, связи…

Сентябрь подкрался незаметно и продолжал радовать теплой погодой. Исаак не любил тратить время на переодевания и шествовал обычно по пустынным, темным улочкам во фраке, при бабочке и с футляром в руке. Его дом находился неподалеку от филармонии, и он никогда не пользовался транспортом.

Сегодня он испытывал легкое возбуждение. Все-таки первый концерт, открытие сезона. А впереди — Ленинград. Ему пообещали квартиру на Васильевском острове. Разве он мечтал о таком, чтобы в двадцать два года жить отдельно от родителей? Мать никак не может привыкнуть к тому, что он уже взрослый. Она и отца держит за годовалого младенца. Все их опекает, все учит их жизни! И они боятся ее, ходят на цыпочках, словно пляшут балет! Ох уж этот вечный страх перед матерью! Перед женщиной…

Жаль, что Георгий не сможет приехать! Новая мысль сопровождается вздохами. Происшествие с этой девчонкой немного отрезвило музыканта. Тогда, в больнице, когда им сообщили о Ленкиной смерти, он сказал Блондину: «Мне кажется, это я во всем виноват». И потом, в машине: «Ее убили вместо меня. Ее считали твоей невестой». «Прекрати истерику, дурак!» — крикнул вор и дал ему пощечину. Все-таки Георгий — опасный человек. Не зря его предупреждали органы. Конечно, там, в Ленинграде, он будет скучать по нему, но надо смириться с обстоятельствами. Их роман не мог продолжаться долго.

Он шел быстро и по привычке смотрел себе под ноги. Он и не глядя знал, что справа ютятся двухэтажные особняки начала века, что слева мелькают фонари. Иногда навстречу попадаются прохожие, но он с детства стесняется незнакомых людей, поэтому отводит от них взгляд.

Еще один поворот — и родной переулок. Здесь уже не так освещено, фонари попадаются редко, а вот дальше, за его домом, трамвайная линия, там всегда светло, и поэтому переулок не выглядит таким зловещим.

И снова прохожий. Только он не идет навстречу, а стоит на тротуаре и курит. Не поднимая головы, Исаак огибает его коренастую фигуру.

— Исаак Ильич, кажется? — спрашивает незнакомец.

Скрипач останавливается.

— Да. Чем обязан?

Смущенно поднимает глаза. Перед ним — парень. Совсем молодой. Кучерявый, полноватый, с насмешливым взглядом. Такой вряд ли интересуется симфонической музыкой. Парень бросает окурок и лениво растирает его ботинком по асфальту.

— Мне нравится, как вы играете, Исаак Ильич.

— Спасибо. Простите, я тороплюсь…

— Я тоже. Но еще две секунды! — попросил незнакомец. — Это очень важно.

Гольдмаху показалось, что в руках у парня сверкнула молния, и в тот же миг он почувствовал острую боль в правом боку и услышал легкий хруст, будто на дереве обломилась веточка. Высохшая, ненужная. Он хотел закричать, но парень закрыл ему рот маленькой, пухлой ладонью. Она пахла сортиром, и рвота подступила к горлу.

— Запомни, дурачок, — прокричал незнакомец в самое ухо музыканту, — это твоему другу Жоре подарочек! Передавай привет! Если спросит, от кого, скажи — от Поликарпа. Пусть запомнит это имя. Он его еще не раз услышит. А вот ты — вряд ли. Все. Будь здоров, не кашляй!

Поликарп отпустил его и быстрым, уверенным шагом покинул переулок.