Гробовщик

— Вообще так не бывает. Одна жизненная полоса сменяет другую.

— Эх, наивная ты душа! Конечно, этому в консерваториях не учат! Бывает по-всякому, Ицик. Особенно там, на зоне. Наслушаешься такого, что все на свете теории катятся к чертовой бабушке! Я поэтому ни во что не верю, ни в Бога, ни в коммунизм! Мир устроен по принципу анархии, все в нем — хаос. Какие уж тут теории! А ты веришь в Бога?

— Верю. — В Бога Исаак верил так же просто, как и в то, что Жора завяжет.

— Не понимаю.

— Вот послушай. Есть такая легенда у хасидов. Про двух братьев-цадиков. Цадики — это что-то вроде святых у христиан. Так вот, два брата, Зуся и Элимелек, странствовали, чтобы обратить к Богу заблудшее человечество. Как-то они ночевали на одном постоялом дворе, где справляли свадьбу. Гости на свадьбе оказались шумными и задиристыми, да к тому же выпили чрезмерно. Увидев дремавших в уголке бедных странников, они решили позабавиться. Зуся лежал с краю, а Элимелек — у стены, поэтому разбушевавшиеся гости схватили Зусю, стали его пихать и бить, а затем вконец измученного бросили на пол. Сами же тем временем пошли танцевать. Элимелек удивился, что его не тронули. В глубине души он позавидовал брату, что тот пострадал, а он — нет. Поэтому Элимелек сказал: «Дорогой брат, давай-ка я лягу на твое место, а ты — на мое, где спокойно выспишься». Так они поменялись местами. Гости же тем временем перестали плясать, и у них опять появилось желание позабавиться. Они пошли и хотели схватить Элимелека, но один из них сказал: «Это не по правилам! Давайте-ка и другому окажем подобающую честь!» Поэтому они выволокли Зусю из его угла и снова его отдубасили, приговаривая: «Вот и тебе свадебный подарочек!» Когда Зусю наконец оставили в покое, он засмеялся и сказал Элимелеку: «Так-то, дорогой брат. Если человеку суждено получать удары, он их получит независимо от того, где находится».

Закончив рассказ, он прижался щекой к Жориному плечу и усмехнулся:

— А ты говоришь — хаос…

Мечту о сарайчике у Черного моря пришлось похерить. После продолжительного турне Гольдмаха попросили дать несколько концертов в городских парках.

На один из таких концертов, в парке Лермонтова, Жора Блондин явился с девушкой. Эта девушка преподнесла знаменитому скрипачу огромный букет хризантем и незаметно передала записку, в которой говорилось о старой, заброшенной беседке в глубине парка. Там Жора назначал встречу. А девушку он проводил до главных ворот. Они как бы потерялись в толпе. Она должна была ждать Жору в машине.

— Боже! Как я соскучился! — бросился к нему Исаак.

— Ловко я придумал? — хвастался Блондин. — Мою подругу уже взяли на заметку! Если бы ты видел, как у них отвисли челюсти!

— А кто она такая?

— Ревнуешь? — рассмеялся Жора, повергнув скрипача в смущение. — Это Ленка. Рубаха-парень. Своя в доску! Ни за что не продаст! Я распустил слух, что мы с ней жених и невеста!

Они ворковали в беседке до самого закрытия, а по дороге к машине Гольдмах сообщил:

— Знаешь, Георгий, меня приглашают в Ленинград.

— Опять гастроли?

— Нет, ты не понял? Меня приглашают туда насовсем. Работать и жить.

— У них что, своих музыкантов мало? — возмутился Блондин. Его взгляд сразу стал жестким, на скулах появились желваки.

— Не расстраивайся так! — пожалел вора скрипач. — Я еще не дал согласия.

Некоторое время они шли молча, а потом Исаак осторожно спросил:

— Ты когда-нибудь был в Ленинграде?

— Нет, и не собираюсь!

— Это сказочный город, Георгий! Жить в нем я мечтал с детства. Ты мог бы ко мне приезжать. Не настолько уж это далеко, всего сутки на поезде, и там нас никто не знает!

— Эх ты, наивная душа! — Жорины глаза увлажнились, и стальной взгляд расплавился. — Мне не так просто сняться с места. Скажут: поехал на «гастроли», а за «гастролерами» особый надзор.

— Тогда решено — я никуда не еду, — горько улыбнулся музыкант и тихо добавил: — Только здесь нам тоже житья не будет…

— Погоди-ка!..

Они уже подошли к машине, и Блондин сразу почувствовал неладное. Ленка не сидела, а лежала на заднем сиденье. Она не спала, а смотрела остекленевшими глазами в одну точку, и лицо у нее было неестественного, желтого цвета.

Жора рванул на себя дверцу, и в нос им ударил кислый, рвотный запах.

— Мать твою! — выругался вор. — Ты мне всю машину уделала!

— Отвези меня в больницу… — прошептала она в ответ, едва разлепив губы.

По дороге девушка несколько раз теряла сознание, а когда приходила в себя, Блондин задавал вопросы:

— Что с тобой? Ты отравилась? Пиво? Водка? Ела что-нибудь? Мороженое ела? Что случилось?

Ее выворачивало наизнанку, рвало желчью. Слова давались с трудом.

— Меня убили, Жора…

— Что ты болтаешь, идиотка?!

— В воротах была давка. У меня страшно кольнуло в боку. Я едва добралась до машины. И тут началось.

— Обыкновенный приступ. Только и всего.

— Нет, Жора. У меня в платье дырка. И внутри что-то есть. Я чувствую. А крови почему-то нет…

Ленка скончалась через два часа на операционном столе.

— Кто из вас родственник? — обратился врач к молодым людям, ожидавшим в холле.

— Я, — отозвался Жора.

— Брат?

— Жених.