Гробовщик

— Не поросло, Игорек, не поросло. Я слышал, что ты принимал в этом живейшее участие. Писал сценарий.

— Было дело, — скромно признался тот. — Я вижу, разговор предстоит длинный. Может, снимете пальто? Выпьем чашечку кофе или чего покрепче?

— От кофе не откажусь. — Балуев сбросил пальто, оставив в кармане заряженный пистолет. Он удивился, с какой поспешностью по-прежнему испуганная секретарша принесла ему кофе. — Оперативно работает девушка! Только боится чего-то. Ты ее тут не насилуешь по утрам?

— Ну, что вы, Геннадий Сергеевич! Она добровольно дает. Хотите попробовать?

— В следующий раз, у меня сегодня другие желания. — Балуев сделал глоток и поморщился. Кофе был слишком круто сварен даже для такого кофемана, как он. И сахару, на его вкус, секретарша сыпанула недостаточно. Он сделал необходимые манипуляции чайной ложечкой и сказал тихо, почти шепотом: — Ты кому продался, сука?!

— Я что-то вас не понимаю, Геннадий Сергеевич, — улыбнулся Игорек, но улыбнулся нагловато, с превосходством.

— Не понимаешь? Твой сраный джип видели в аэропорту! В него садился Христофор Карпиди! А через пару часов его труп обнаружили на кладбище, где снимался твой гребаный фильм! Ты что, говнюк, решил нас подставить?

— Вы ошибаетесь, — по-прежнему улыбался тот. — Я к этому не имею никакого касательства. Велось расследование, и компетентные товарищи определили мою невиновность.

Балуев сделал еще один глоток и вдруг почувствовал, как по спине побежали холодные струйки пота.

«Что это со мной? Нервы?»

— Это ты следователю Беспалому мог заливать про невиновность! Со мной этот номер не пройдет. Я достаточно разобрался в деле, чтобы понять, — ты напрямую связан с боссом, который заказал это убийство, и не только это. Вы с ним всполошились. Боитесь развязки? Ведь люди Поликарпа идут за мной след в след. И вы начали заметать следы. Директор фильма, костюмер с киностудии… Они могли бы вывести на тебя. А зачем ты послал Валеру в Грецию? Тоже не трудно догадаться. Я мог бы предупредить Поликарпа. Но мы с ним давние враги. Меня интересует другой. Тот, на кого ты работаешь. И ты мне скажешь, кто он.

На всем протяжении сумбурного монолога Геннадия лицо Тимофеева несколько раз менялось. Улыбки словно не бывало. В глазах — паника. Видно, информированность Балуева его потрясла.

— Вы неплохо поработали, Геннадий Сергеевич, — неровным голосом произнес Игорек. — Только кое-что не учли.

— Что же? — едва вымолвил Гена. Он чувствовал дурноту и приближение чего-то темного.

— Вы забыли старую поговорку: «И на старуху бывает проруха».

Это были последние слова Тимофеева, которые услышал Геннадий. Но перед тем, как потерять сознание, неожиданно понял: «Игорь знал о моем приходе! Охлопков предупредил!..»

Потом был туман.

Елизаветинск

1964 год, лето

Горожане изнывали от духоты. Для здешних мест лето выдалось слишком жарким. Из заводских районов ехали переполненные трамваи. Обессилевшие граждане не уставали спорить о политике. Страну трясло. Политические страсти накалялись. Дело шло к смене генсека, и все наперебой и последними словами ругали Никиту Хрущева, этого кукурузника, горлопана, мужика неотесанного, обещавшего светлое будущее и посадившего всю страну на хлебные карточки. Как не вспомнить тут батю Сталина? Про кузькину мать он ничего такого не говорил, зато всегда знал кого куда! Очевидно, граждане подзабыли, что при великом вожде они вели себя в транспорте тихо и даже попискивание комара казалось подозрительным.

Трамвай ехал дальше. Пролетарии обливались потом и возлагали надежды на будущее. Конечно, никто не верил в коммунизм к восьмидесятому году и в то, что догоним и перегоним Америку, но вера в доброго правителя всегда сильна в нашем народе. У нового будут широкие брови и добрая улыбка! И продукты появятся в магазинах!..

Трамвай ехал дальше. Его брали приступом на остановках. Заводы росли как грибы. Концентрация производства в Москве, Питере и на Урале была основополагающим фактором, послужившим приходу пролетарских масс в революцию. Примерно так писали в советских учебниках по истории. Вот только о массах так никто и не позаботился. Граждане ежедневно участвовали в транспортных битвах. И вместе с ними участвовали те, которым по роду занятий не было места в грядущей эпохе коммунизма.

Трамвай ехал дальше, а карманы и кошельки граждан подвергались беспощадной ревизии. Ушлая молодежь, выдрессированная старшими товарищами, разделившись по бригадам, орудовала с огоньком. У них тоже было что-то вроде соцсоревнования. А уж день получки всегда урожайный! День повышенной добычи, как говорят шахтеры.

Двое таких ушлых, один в тельняге, другой в футболке спортивного общества «Буревестник», повисли на подножке вагона, но, прежде чем взяться за дело, Тельняга шепнул напарнику:

— Видел черномазого?

— Где он?

— Пробрался в вагон, сука!

— Что будем делать? Жора приказал доставить его живым или мертвым.

— Надо дать сигнал нашим, — предложил Тельняга.