Шум и веселье все нарастали. Монгольские князья и нойоны, как могли, старались угодить высокому русскому гостю. Появились трое музыкантов-певцов. Аккомпанируя себе на хуре и хучире, они спели протяжную народную песню. Их сменили седовласый старец — известный в столице хурчи и не менее известная шанзистка по прозвищу «рябая из Маймачэна». Как только музыканты коснулись струн хура и шанза, перед гостями появилась Даваху. Она вышла на середину шатра, с горящим от волнения лицом поклонилась и стала танцевать. Двигалась она плавно, грациозно, словно рыбка, резвящаяся в воде. Взмахнет руками — и кажется, будто во все стороны расходятся волны. Стройный стан танцовщицы, туго перехваченный шелковым поясом, был гибким, словно лук. Своим изяществом она вызывала восхищение. Свет ее глаз, яркий, как пламя в ночи, озарял всех, кто здесь был.
Батбаяр, как завороженный, смотрел на девушку и думал: «Редко встретишь такую танцовщицу. Она может служить украшением любого праздника. Почему все же она так добра ко мне?»
Содном легонько подтолкнул Батбаяра:
— Замечательно танцует. Редкий талант!
— Где же это она выучилась? — не сводя глаз с девушки, произнес Батбаяр.
Русский консул тоже был очень доволен и долго аплодировал, когда Даваху кончила танцевать. А Намнансурэн гордо поглядывал на русского гостя, мол, знай наших.
После обеда Батбаяру не удалось встретиться с Даваху. Намнансурэн, русский консул, а за ним и другие гости вышли из шатра и, разбившись на группки, прогуливались по опушке леса.
Супруга цэцэн-хана то и дело оказывалась рядом с Намнансурэном и всячески старалась обратить на себя его внимание. Звонко смеялась, громко говорила, заводила беседы, отвечала на реплики и приветствия. Наряд ее бросался в глаза: поверх шелкового дэла была надета ярко блестевшая на солнце парчовая безрукавка. На густо напудренное лицо свисали жемчужные подвески. Легко ступая по пестрому цветочному ковру, она шла под руку с Даваху с таким видом, словно ей никто больше не нужен.
«Ну что поделаешь с этими женщинами, — с досадой думал Батбаяр, провожая взглядом Даваху. — Мало того что ходит по пятам за моим господином, так еще и Даваху от себя никуда не отпускает».
Сегодня Батбаяр против обыкновения не прислушивался к разговорам гостей, сосредоточив все свое внимание на этой веселой, ясноглазой девушке, что не ускользнуло от опытного взгляда Соднома.
К вечеру небо затянули тучи, грянул гром, и полил дождь. Гости бросились по своим коляскам. Жена цэцэн-хана, увлекая за собой Даваху, тоже поспешила укрыться в коляске. Проходя мимо Намнансурэна, который проводил только что отбывшего русского консула, она небрежно бросила:
— Уважаемый хан! Идите ко мне. Вдвоем будет не так скучно в пути…
— Возвращайтесь домой, — приказал телохранителям Намнансурэн, а сам побежал к коляске своей возлюбленной.
От внимания телохранителей не укрылось, что господин их чем-то сильно расстроен: он как будто даже осунулся. «Значит, разговор с русским консулом не дал желаемого, — думали телохранители. — Сколько денег снова выброшено на ветер…»
— Так-то, брат, — с усмешкой произнес Содном. — Ты весь день бегал, как собака, за девчонкой и остался ни с чем, зато наш господин возвращается с добычей. Только промашки какой-нибудь не вышло бы.
— Какая может быть промашка, — зло проговорил Батбаяр, первым залезая в коляску. — Ведь она сама его пригласила!
Всю дорогу дождь лил как из ведра, полыхала молния, грохотал гром, да так сильно, что запряженная в коляску лошадь то и дело вздрагивала. Друзьям словно передалось настроение их господина: всю дорогу они ехали мрачные, до самого дома так и не проронили ни слова.
В один из первых осенних дней пайтан, начальник охраны премьер-министра, вызвал к себе Соднома и Батбаяра.
— Наш господин отправляется в столицу России — Петербург. Вы будете сопровождать его в пути. Кстати, хан вызвал к себе Дагвадоноя, чтобы обсудить с ним некоторые вопросы, касающиеся предстоящей поездки. Хан просил дозволения богдо-гэгэна пожаловать Дагвадоною титул бэйсэ. Вам же следует хорошенько подготовиться к поездке. Сопровождать будете не кого-нибудь, а самого премьер-министра Монголии. Да и путь не близкий. Сегодня же закажите себе новое платье…
Хорошо поглядеть мир! Но радость омрачало беспокойство о доме. Надеясь на оказию, Батбаяр тотчас же написал письмо родным, в котором сообщал, что собирается ехать в далекую Россию.
Холодным осенним днем монгольская делегация выехала из столицы, и через несколько дней транссибирский экспресс, выбрасывая клубы дыма и подавая протяжные гудки, уносил их на северо-запад.
Премьер-министр Намнансурэн и заместитель министра иностранных дел Доржийн Очир — добродушный, еще совсем молодой, широкоплечий, с большой черной родинкой на щеке, сразу нашли общий язык и, уединившись, подолгу беседовали.