«Я всегда заботился о благе моих подданных. За что же наносят они мне такой страшный, дьявольски изощренный вред? Конечно, есть на свете зависть. Она толкает людей на неблаговидные поступки. Но чтобы пойти на такое грязное, низкое преступление… Уничтожать детей? Почему убивают невинных младенцев вместо того, чтобы погубить, скажем, меня самого? Можно предать огню все мое достояние, учинить надо мною расправу… Трус, не рискующий бороться со мной открыто, может отыскать множество других способов тайно расправиться со мной. Кто же этот злодей? Говорят, отец мой был лют. Может, со мной сводит счеты обиженный им человек? Нет, не слыхал я о таком. Погубитель моих детей задумал прервать мой род. Кто? Зачем? Что мне теперь делать?»
Эти мысли несколько суток подряд сверлили мозг хана. Перед его глазами вставали иссиня-черные сливы невинных младенческих очей, и, как хан ни крепился, к утру его платок был мокрым от слез.
Вскоре в монастырь приехал Ринчинсаш с женой. Зайдя в орго, поклонились, Ринчинсаш поднял на брата глаза и тут же испуганно отвел их, изменился в лице, потупился и сидел молча, словно глотал и никак не мог проглотить жесткую жилу. Он то краснел, то бледнел, не осмеливаясь посмотреть ни на брата, ни на изображения бурханов в алтаре. Рядом с ним, притаившись, словно ее и не было, сидела Нинсэндэн. Намнансурэн расспросил о здоровье матери, потом с трудом заговорил:
— Большое несчастье постигло меня. Но что теперь… Постарайтесь хоть вы не болеть, хорошенько молитесь бурхану-хранителю. За нас не беспокойтесь. Мама уже не молода, пусть побережет себя. Передайте ей мою просьбу. Хотел я заехать к вам, да сейчас не до того. Ты, младший брат мой, позаботься о матушке, не отказывай ей ни в чем. Хоть и остра она на язык, а иногда и грубовата, но сердце у нее нежное. Мы съездим на воды, полечимся немного и на обратном пути заедем ее проведать, — сказал хан. Ринчинсаш не промолвил в ответ ни слова, даже не кивнул.
«Молод годами, вот потому и переживает так сильно мое горе. На вид — здоровый мужчина, а в сущности — совсем еще ребенок. Правильно говорят: «Выросший без отца — что большой палец в пятерне». Молоды они, детей нарожают много. Что ж, пусть хоть у них все благополучно будет», — подумал Намнансурэн и вручил родственникам приготовленные подарки. Ринчинсаш долго молчал, ерзал, словно ему было невмоготу сидеть на одном месте, встал, поклонился. Выходя, сказал, как учила мать:
— Оттого горе приключилось, что люди вас не любят. Жаль, но ничего не поделаешь.
«Говорит так, как думает. Возможно, он в чем-то и прав. Бог с ним, совсем еще дитя», — тепло подумал о брате Намнансурэн, благодарный ему за приезд.
На следующее утро хан встал рано — все равно не спалось — и вышел на окраину монастыря. Он шел по молитвенной дороге вокруг субурганов и неожиданно столкнулся с Нинсэндэн. Увидев перед собой хана, молодая женщина рухнула на колени и зарыдала. Намнансурэну бросилось в глаза ее осунувшееся, бледное лицо: «Тоже совсем еще девочка. А сердце чуткое — переживает».
— Хан аха! Пощадите вы меня, недостойную. Позвольте вернуться в родительский дом. Не могу я здесь, не могу привыкнуть к тому, что вокруг творится, — просила Нинсэндэн, утирая бархатным рукавом катившиеся по лицу слезы. Намнансурэн поднял невестку с колен, участливо погладил по голове.
— Потерпи, все постепенно сгладится, — сказал он и подумал: «Нрав у матушки крут, в разговоре выражений не выбирает, а девчонка не привыкла к такому обращению, вот никак и не приживется, бедняжка. Дома небось росла в неге да в ласке. А может, братец мой на сторону поглядывать стал».
Нинсэндэн отвернулась и опять заплакала.
— Неправ он, что еще я могу сказать вам, его старшему брату, едва слышно вымолвила Нинсэндэн и повторила просьбу: — Позвольте мне вернуться в отчий дом.
— Ты дорога мне, как и брат. Все устроится в свое время. А ему я скажу, чтобы был благоразумен, стремился к добру и не мучал тебя, моя девочка, неразумными поступками. Успокойся. Старший брат позаботится о тебе, — ответил Намнансурэн.
«Видно, хан понял все, — с облегчением подумала Нинсэндэн. — А что теперь будет с Ринчинсашем? Может, его и не бросят в застенок. Сам-то ведь он неплохой, и я от него зла никогда не видела».
Домой Намнансурэн вернулся с твердым решением — встретиться с братом и наказать ему: «Коли взял жену в дом — не мучь ее. Пусть делает то, что хочет и что умеет. Пригласи учителей, пусть обучат ее грамоте, игре на хуре. Вози почаще к нам, развлекай всячески…»
Но Ринчинсаш был неуловим: то он уехал в китайскую фирму в Шивэни ар, то ушел на моление, то отправился на прогулку к реке. Домой он вернулся, так и не попрощавшись с братом.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
СТРАНА ЦВЕТОВ, СТРАНА ПТИЦ