Гром над Тьмой. Часть 4

И ждать. Я не верил ни единому ее слову, но внутренний голос шептал мне, что она говорит правду. Мне хотелось завыть от бессильной досады и от того, что я был слеп, но нельзя сейчас показывать эмоции. Придет время — и я похороню ее тело, позволив на миг небу увидеть мои слезы, но не сейчас. Сейчас мне надо лишь ждать.

Она сорвётся, рано или поздно — внутри её красивого тела диким варевом пузырилось самое обыкновенное нетерпение. Привыкшая всего добиваться силой слов, она меньше всего любила чужое молчание. Это только она имеет право вплывать тишиной своих слов в чужой разум, поселяя зерно сомнения в самые уверенные головы, никто не смеет проворачивать с ней подобный фокус.

Тьма не выдержала — милая улыбка, ещё мгновение назад не сходившая с её уст, обратилась в зловещий, мертвецкий оскал. Змеёй она сорвалась с места — маленький, почти детский, костлявый кулак клином врезался мне под рёбра, заставил согнуться пополам — я никак не ожидал от неё такого яростного напора. Платье обернулось чешуйчатым хвостом, сбило меня с ног, повалило наземь. Мать Тьма лучилась диким, охватившим её с ног до головы азартом. Стоило мне поднять голову, как костлявая длань заслонила моё лицо.

Я вцепился в её руку, но она потащила меня, словно нашкодившего мальчишку. Пожиратели душ — я не видел, но чувствовал — повинуясь приказам собственной матери, жалили меня своими укусами. Стремясь урвать хоть кусочек от моих боков, лодыжек и живота.

— Они называют тебя Богом, Владислав. Они молятся тебе каждый день. Возносят хвалу и таят незримые надежды, что ты внемлешь их словам. Ты хоть раз слышал их жалобные молитвы, Бог?

Размахнувшись, она швырнула меня прочь. Моё тело снарядом вонзилось в грань мироздания, разодрав его, как слой бумаги. В лёгкие ворвался горячий, спёртый воздух. В лицо мне ударило дуновение самой погибели. Слух потонул в бесконечной чужой агонии и тщетности сопротивления.

Я встал на ноги только для того, чтобы узреть, как один за другим падают лейтванские пехотинцы. Как в ужасе, сойдя с ума от одного лишь вида чудовищных тварей, уже не подчиняясь чародейским приказам, скидывают с себя седоков сотканные из солнечного света Даждьбога скакуны.

Как гибнут ящеры некогда отринувшие старых богов, но теперь обретшие надежду...Змеями вокруг клубятся порождения тьмы. Вырастая из общей кучи, великанами они наступают единым потоком. Словно одурманенные, воя от неизбывного ужаса, падают на колени все — жрицы, чародеи, бесовки, припадает на колено, держась за голову Люцифер. Ангелы, лишенные благодати, валятся на землю. Последние остатки света в их душах сжигаются всепоглощающей тьмой, изменяя, коверкая их тела, обращая в безобразных бестий. В злой иронии судьбы некромант, коего обошли проклятия тьмы, грыз рукав собственной куртки, рвал волосы на голове — получавшиеся из бывших защитников твари пугали даже его самого. Сделав последние залпы, замолкают пушки Бена погребенные под натиском тьмы.

Пожиратель душ бросился на меня, как озлобленная собака. Я почти поддался желанию закрыться от опасности руками, вместо этого рубанул наотмашь. Моя ладонь разрезала его, словно клинок — и из рухнувшего наземь, тающего тулова вынырнула Мать Тьма. Мою щёку вмиг обожгло ядовитой болью: ногти с её пальцев оставили глубокие царапины. Она стояла, ощерившись на меня, словно дикая кошка.

— Посмотри, Бог! Я убиваю здесь тысячи. Что ты видишь, Владислав? Открой глаза, не позволяй себе трусливо зажмуриться, и ты узришь, как миллионы — миллионы? -миллиарды сегодня найдут своё забвение в моих горячих, всеобъемлющих объятиях! Словно молоко, я прольюсь в их родные миры. Непрошенной гостьей войду в каждый дом. Засыпая сегодня в своих кроватках, оставшись там, они верят, что ты — ТЫ! — сможешь их защитить. Что мгла, которая оставляет после себя лишь пучины небытия, может отступить перед тобой.

Смешно, неправда ли?

Она воздела руками к небесам. Словно вихрь, закружились сотни тысяч пожирателей душ. Неуправляемым ураганом они вонзились в стены последнего оплота — крепость чужих надежд посыпалась мелким крошевом под их ударом. Где-то там мои девчонки, понимал я. Их не убьют — она и не собирается их убивать. Но нет Богов без тех, кто верит в них: они исчезают, становится пылью вселенной.

Я бросился к ней наперевес со своей яростью. Её нельзя убить, но перед тем, как я завершу задуманное, я хорошенько наподдам ей, пока она не выплюнет слова сожаления!

Она рассыпалась ворохом теней прежде, чем мой удар достиг своей цели. Столп света, ударивший в неё, прошёл мимо, потонул в чёрном мареве окружающего мира. В лицо мне пахнуло вонючим, чёрным гоготом — хищницей она сплелась у меня за спиной.

— Смешно, неправда ли? — повторила она, прежде чем снова сбила меня с ног. Не давая мне подняться, она пинком швырнула меня на спину, страстной любовницей уселась мне на живот. Когтистые пальцы взрезали ткань рубахи, холод коснулся груди — ей нравилось быть сверху.