Гром над Тьмой. Часть 4

Охватившая меня ярость спешила пролить мне на душу бальзам отговорок. Она утешал меня небрежными мыслями о том, что это всего лишь морок — разве есть для тьмы проблема обратить себя в любой из образов? Я не знал, и не хотел думать.

Потому что думать сейчас было страшнее, чем умереть. Пусть будет отрицание. Пусть будет хоть хрупкая, но надежда. Как...

Как у человека, запоздало вдруг понял я, теряя вместе с былым напором часть своих сил. Здравый смысл, наконец, пробившийся сквозь тысячу преград успел крикнуть лишь о том, что это ловушка.

Но было слишком поздно...

Глава 20

Глава 20

Пляшу.

Моя Уг-Дубуг. Моя плясать — много плясать, много хорошо.

Духи предков приходить, говорить — зелёный маленькое племя не прятаться больше, по норам не бегать, палки рука брать, псов духоедных с собой собирать, себя защищать.

Как защищать? Ясно как: плясать!

Пляшу. Танец Уг-Дубуг — хороший танец. Всю жизнь учится, ночей не спать, у костра стоять, зову предков внимать — чтобы плясать. Ноги по земле шаркают, духам тепло, духам хорошо, довольны духи.

Моя когда идти, моя тоже плясать. Тьма ждать — плясать. Тьма приходить — моя опять плясать. Большой орк рядом стоять, зло говорить, ругаться — я не слушать. Слушать, это для других — моя тут, чтобы плясать.

Зачем пляшу?

Как зачем? Моя гоблин. Плясать — хорошо, а когда хорошо плясать — зелёный гоблин воевать хорошо, как духи говорить, как духи завещать, теперь понимать?

Пляшу.

Рвутся зелёные орды отваги ко тьме. Жрёт их тьма — гоблина много, да её рот широко. Пляшу, чтобы рот маленький, чтобы душа гоблин не в брюхо уходить, чтобы предки её хватать, в страна вечного праздника уносить. Я пляшу, другие пляшут.

Пляшу.

Приходят из тьмы те, кого Уг-Дубуг не звать, но они приходят. На помощь пришли. Неправильно, но хорошо. Бьёт в барабан Рат-Натаг, пляшут остальные. Дымом наш танец восходит к небесам, смолят чёрные небеса. Танцуем, чтобы дня свет сюда приходить, а Калган-Шу солнце прикатил из-за гор. Пляшем, как никогда, пляшем не за себя, за других. День, второй, неделя — пляшем. Нет у танца время, смысл есть.

Пляшу.

Падает орк, падает человек, красные шаллаки падают, рвут их на части, жгут. Жрут. Верещит малое племя зелёных. Страх приходить. К ним приходить, к нам приходить, ко мне приходить — никто не спастись.

Пляшу.

Трещат стены большая дымина, рушится кар-реп-ость. Надежда в костёр вместо благовоний падать, там гореть, мерзкий дух источать, поражение на нас глядеть.

Пляшу.

Ноги выше, руки выше, камлай Уг-Дубуг, как никогда. Звени бубен, греми барабан, подвывай смертную песнь шаман. Умираем, нет спасенья — бегут прочь, чьи ноги ещё мочь. Мои не мочь, мои устать — падай, говорят, Уг-Дубуг.

Не падаю.

Пляшу.

Один остался, потух почти костёр, кружит вокруг меня тень. Смотрит, наблюдает. Ждёт.

Ждёт, когда Уг-Дубуг устанет, перестанет, упадёт на колени, проклиная дух, проклиная предка. Потухнет костёр, несут на знамени мёртвых богов, льётся тьма в наши дома. Ешь дитя, ешь жена, всех ешь, ничего не оставляй!

Пляшу.

Пляшет Уг-Дубуг, борется Уг-Дубуг. Болит пятка, стонет носок, не гнётся больше колено. Закрывает глаза старик — смерть его заберёт в свои чертоги мягко, не заметит.

Больше не пляшу...

Капкан захлопнулся быстро и надёжно. Я, словно мальчишка, врезался в мглистую стенку — издёвкой прозвучала насмешка Матери Тьма. Густой туман опустился, обволакивая всё вокруг меня — словно окружающей мглы было попросту недостаточно.

Я видел её очертания.

Самодовольная, надменная, властная, повелительница пожирателей душ спешила раствориться во мраке, то появляясь у меня за спиной, то оборачиваясь клубами чёрного дыма, едва мне казалось, что я вот-вот ухвачу её за горло.

Свет не помогал. Я взывал к нему, и каждый раз, пробуждаясь, он был все слабей и слабей.

Мгла подползала ближе. Уже не стесняясь, она осматривала меня как новую игрушку, предвкушая всё, что сможет со мной сотворить.

Что можно сотворить с богом?

Я не знал, но знал пробудившийся в самых недрах души страх. Он вкрадчиво и нежно, ласковой любовницей шептал, чтобы я бежал прочь.

И всякий раз, обернувшись, я спрашивал его — прочь, это куда? Читая меня, что открытую книгу, Мать Тьма не уставала потешаться.

Она вновь вынырнула передо мной, на этот раз облив с ног до головы своим смехом — мне казалось, что слыша его, я становлюсь меньше.

А Тьма...

Тьма разрастается.

Я плёл внутри себя то, что воплощает из себя равновесие. «Наивный глупец, — кричала мне мгла! — Свет здесь тает точно так же, как тепло в стране льда. Может, — вопрошала Тьма, — ты до сих пор так этого и не понял, но здесь... здесь нет места упорядоченности. Потому что здесь правлю я.»

Меня швырнуло, будто тряпичную куклу. Туман, долгое время лишь опасливо подбиравшийся, враз взвился вихрем, ударил мне в живот — глупо и нелепо я лишь успел закрыться руками.

Порталы, кричало во мне желание жить, отчаянно цепляясь за ветви здравого смысла, открывай порталы!

Страх возликовал, когда я лишь на мгновение ему поддался. Словно я перестал управлять собой, мои руки двигались вопреки моей воле, открывая свежий портал наружу.