Гром над Тьмой. Часть 4

Крепость трещала под мощью наших ударов. Тщетно взывал ко мне здравый смысл, приказывая прекратить, остановиться, одуматься! Я крошил и крушил. Я вырывал из стен целые башни, булыжниками обрушивая их на голову повелительницы Тьмы. Будто обезумев, я бил — наотмашь. Глаза мне застилала красная пелена злобы. Несчастной женщиной я валил её наземь. Стоило лишь ей поднять голову, как она вновь подкашивалась, падала. И тогда я потянул руки к её горлу.

Можно ли убить Бога?

А задушить саму Тьму? Я не знал, но вижу я, никогда не поздно это проверить.

Я швырну её прочь, как мусор. Я раздеру её на части, не оставив и следа. Трофейной шкурой протащу по всем мирам, приколочу жалкие остатки к небесам, дабы каждая паскуда, что отважится бросить вызов мне и тем, кто в меня верит, видел и знал, что с ним будет...

Она лишь отвечала мне смехом. Её поганый гогот стоял у меня в ушах, не давая сосредоточиться. Будто плеть, он подгонял меня — бей! Бей ещё и не жалей!

Мой следующий удар потонул в её чреве, увяз, заглох. Дрожа от дикой злости, желая высвободиться, я и не заметил, как её колено врезалось мне в живот. Не давая мне опомниться, её кулак с огромнейший силой опустился мне на спину.

Позвоночник не оценил её гостинцев.

Боль — как давно я чувствовал боль по настоящему, точно так же, как смертные?

У меня перехватило дыхание, слабость навалилась мне на плечи — наконец, получив долгожданную свободу, я нелепо попятился. Мать Тьма взвилась надо мной сплошным бедствием. С её рук потоком хлынули теперь уже не десятки и сотни тысяч пожирателей душ.

Миллионы.

Им нет числа.

Собираясь с силами, я вновь бросил на неё своё тело, но ещё недавно покорно принимавшая от меня побои Тьма теперь с легкостью отбивалась. Ей удавалось вывернуться всякий раз, едва мой кулак касался её чрева. Из неё шипами вырастали клинки, распарывая мне руки, нещадно впиваясь в ноги и плечи.

Это конец — сердце набатом стукнуло в моей груди. Наше сопротивление, наша борьба здесь — всего лишь агония умирающего, последняя попытка ухватиться за жизнь того, кого уже цепко держит в своих когтях смерть.

Это конец.

Первым пал Даждьбог. Отшвырнув меня прочь, словно надоевшую игрушку, она схватила его поперёк туловища. Так малыш хватает ненавистную куклу. Безвольно и почти беспомощно бог в её руках обратился в изломанное, исковерканное тело. Она была замысловата в своих жестоких фантазиях — вопли несчастного навсегда впились в подкорку моей памяти.

Она надвигалась на меня самой неотвратимостью. Потом случилось то, чего я никогда не смогу себе простить.

Девчонки вынырнули из ниоткуда, угрожающе двигаясь на нее. Словно до того прятавшиеся в тени, они спешили на выручку — мне. Я помню, что даря мне нежность своей любви вечерами, одаривая бесконечными ласками, они видели во мне защиту. Ту самую пресловутую каменную стену.

А сейчас они готовы были заслонить меня собой.

Напрасно.

Она схватила парящую в воздухе Дуську обеими руками. Визг призрачной богини прорезал гул боя, разломил собой весь мир, острым ножом ударил по ушам.

Её хрупкое тело затрещало, словно старая тряпка.

— Нет! — отрицание случившегося поразило меня первым. Я не желал верить, что то тающее, исчезающее во мгле этого проклятого мирка нечто — и есть Дуська. Она же богиня, не верил глазам здравый смысл. Богини не умирают! Она связана со мной. Пока я жив, жива и она!!! Сейчас она поднимется, взмоет в воздух, ответит обидчице потоком призрачного ветра. Нет, я же сам дал ей свободу, отвязав о себя!!!

Не поднимется. Осознание первой утраты лишило меня сил и внутри образовалась пустота. Будто часть души была разом уничтожена. Едва вскочивший на ноги, я вновь рухнул — всё тело чувствовалось ватным, до бесконечного непослушным.

Кружившая вокруг меня мгла не унималась в самодовольном наслаждении. Она вкушала мою боль, словно деликатес. «Смотри, Бог, — говорила она. — Что ты сделаешь? Удавишь? Сдерёшь шкуру, вывесишь во всех мирах? Чтобы каждая тварь — знала? Тогда смотри...»

Селена вынырнула перед прародительницей Мрака. Из широко раскрытого рта копьём ударил столп яркого, ослепляющего света. В крик она вложила всё — себя, свою печаль, своё горе.

«Как жаль, — шепнула мне мгла, — что этого недостаточно, правда? Смотри, Бог, не смей закрывать глаза...»

Мать Тьма закрылась от света рукой, сдерживая его ладонью.

— Как я ненавижу ваш Свет. Но я накормлю тебя им до отвала! — грозно оскалившись, выругалась мать Тьма. Взревев, закачав головой, будто дикий вепрь, она толкнула свет от себя прочь. Не ожидавшая подобного Селена вдруг нелепо вздрогнула. Поток божественных — и её же собственных — сил пронзил ей горло. Темноволосая богиня обмякла, повиснув в воздухе. Я видел — даже отсюда, как стекленели её навсегда погасшие глаза.

— Ты был слишком беспечен, Бог, — пророкотал надо мной голос матери Тьма. Следующей своей жертвой она избрала близняшек.

Они все были одного с ней размера, но в то же время я видел лишь то, как капризная девчонка топчется по игрушкам, рвёт и швыряет их прочь.