Гром справа

«Она и есть жена Буссака. — Дженнифер резко обернулась, споткнулась, и, если бы не рука Стефена, упала бы. — Осторожно. Извини, я понимаю не больше, чем ты, но это правда. Больше на той ферме никого нет. Она и есть мадам Буссак».

«Не может быть! Неправда! Ты неправильно угадал, Стефен!»

«Нет. Ты забыла, Дженни. Мы встречались раньше».

«Вы что? Когда?»

«Я тебе рассказывал. Однажды я рисовал рано утром. Должно быть, я оказался очень близко от фермы, не зная этого, с дальней стороны горы. Шел пешком от Гаварни, там очень пустынно и дорога неудобная, думаю, туда уже лет сто никто не ходил… В любом случае, она, твоя Джиллиан, видимо, тоже вышла рано. Появилась неожиданно, и не знаю, кто из нас больше удивился. Она сначала бросилась в сторону и выглядела испуганной, но я заговорил, и мы беседовали минут пять. Не больше. Она все равно чувствовала себя неудобно и скоро удалилась. Но это точно была девушка, которую ты называешь Джиллиан, и так же точно она мне сказала, что она — мадам Буссак и живет там».

Дженнифер зацепилась за единственное слово, которое имело смысл: «Ты сказал, она была испуганной?»

«Возможно, слишком сильное слово. Не в своей тарелке, настороже… Должно быть, она знает, что Буссак не хочет, чтобы ее видели. Сомневаюсь, чтобы она даже сказала ему о встрече».

Джиллиан приложила руку к голове. «И она не захотела уходить с нами… И не узнала меня. Конечно, прошло несколько лет с тех пор, как мы встречались, но клянусь, что это — Джиллиан».

«Да, это Джиллиан».

Девушка повернулась к нему почти в панике. «Не верю. Это все безумнее и безумнее! — Ее голос переходил в истерический крик. — Вся чертова долина кишмя кишит девушками, похожими на Джил!»

Он обнял ее за плечи. «Пойдем, дорогая. Из леса. — Рука на секунду сжалась, и он ей улыбнулся. — Не паникуй, счастье. Это безумие, но не до такой степени. Существует всего одна Лалли, которая умерла, и всего одна Джиллиан, которая жива и, скорее всего, такой и останется».

Они достигли края леса, не видного от монастыря, вышли из-под сосен в громовую темноту открытой долины. Центр урагана уже сместился в сторону, но небо было еще низким и темным, а горы, в отдаленном мерцании молний, казались странного светло-оливково-зеленого цвета, светлее синих туч над ними. Долины были еще светлее, растянулись призрачно, словно прихваченные морозом. Темное небо, бледные горы, фантомно-серые луга… Будто негатив нормального дневного изображения, причудливо перевернутый пейзаж. Жесткая трава, выросшая на камнях, ломалась и хрустела под ногами.

«И я тебе сказал еще одну вещь. Помнишь? Мадам Буссак не понравились мои картины, она предпочитает фотографии».

«Ну и что?»

«Какая главная разница между картиной и фотографией?»

«Не поняла вопроса. Почему? Ну, одно — механическое воспроизведение вещи, как она есть, а другое… Нет, дело не в этом. Одно — черно-белое, другое — в цвете».

«Да, конечно. Вероятно, цвет не слишком много значит в жизни мадам Буссак. Конечно, не доказательство само по себе, но в таких обстоятельствах очень существенная помощь. Из этого можно делать выводы. Ведь вся эта чертова долина не может кишмя кишеть похожими на твою кузину девушками-дальтониками, как ты считаешь?»

«Нет. — Но ее улыбка была напряженной. — Хорошо, Джиллиан вышла замуж за этого человека. И куда это нас приведет? Она жива, но как долго это будет продолжаться? Господи, Стефен, это как ночной кошмар и почти такое же бессмысленное!»

«Подумай, дорогая! Факт, хотя и достаточно загадочный, что она замужем за Буссаком, гарантирует одно — если бы это зависело только от него, ей бы ничего не грозило. Если бы это зависело только от Буссака. Обдумай услышанный вчера разговор. Разве ты не сказала, что донья Франциска заставляла его сделать что-то, что привело бы к смерти Джиллиан, а он яростно отказывался?»

«Д-да. Говорила».

«А то, как он сейчас действовал, разве это не повторение, в некотором роде, той же сцены? Он понимал, что должен ее отпустить ради собственной безопасности, но не хотел. Казалось ли, что она его боится? Наоборот, видно, что он хорошо к ней относится и это совпадает с его реакцией на меня и донью Франциску».

Дженнифер напряженно пропищала: «Когда он на ней женился?»

«Не понял». Стефен явно растерялся.

«Он женился на ней когда? — Стефен не ответил. — Если только они не поженились еще в Бордо, до того, как она сюда приехала, у них просто не было времени, разве нет? А этого не было. Она писала мне за день до того, как уехала оттуда, и все еще планировала уйти в монастырь. Отец Ансельм тоже их не венчал, а то бы он мне сказал».

«Понимаю. Извини, Дженни».

«Вчера та женщина обвиняла его в том, что он нарушает их планы ради… сладострастия. Это тоже совпадает, как ты говоришь, нет? Она назвала его obscene bete и животным…»